Арка святой Анны

Эти строки, разумеется, вызовут смех у наших поклонников всего иноземного, этих паломников, которые отправлялись в Пале-Рояль^{34} и стояли, разинув рот и пуская слюнки, перед витринами мадам Шеве и клялись, что нет ничего превыше ее пирогов… но, принеся сию клятву, шли обедать подогретым рагу из вчерашних объедков ценою в двадцать су.

Так знайте же, мои презрительные и элегантные сеньоры, что мне случалось вкушать обеды, приготовленные месье Пижоном, Парацельсом ресторации, а вернее Реставрации, каковой посредством чудотворной своей алхимии шесть лет повелевал миром из кухни заведения месье Виллеля.^{35} О да, мне выпала честь поклоняться сей звезде гастрономии и политики в пору ее заката: я заплатил дань восхищения новому Вателю,^{36} который как дипломат превзошел и перещеголял старого… и, однако, даже его искусство было невластно изгнать у меня из памяти непритязательные и домашние пирожки моей родины…

Сдается мне, я олух, и превеликий.

Вернемся же к нашей истории.

Юноша ел не без аппетита, как едят обыкновенно в этом счастливом возрасте; и епископ с улыбкой на устах и во взгляде созерцал его с величайшим удовлетворением.

— Вы несколько злоупотребляете, Васко, — сказал тучный краснорожий монах, который, судя по всему, не был склонен относиться к бесцеремонности юноши с той же чрезмерной снисходительностью, — вы несколько злоупотребляете, Васко, добротою, которую выказывает к вам наш святой прелат.

— За ваше здоровье, брат Жоан, мой почтенный дядюшка!

И, дважды плеснув вина из кувшина в кубок, юноша наполнил его до краев, затем, осушив вместительный сосуд более, чем наполовину и прищелкнув языком — действие, которое англичане обозначают весьма удачным звукоподражанием smak,[8] — сеньор студент промолвил с расстановкою:

— Славное винцо! Сыщется ли такое выдержанное и с таким букетом в Саламанке?

— И слышать больше не хочу о Саламанке, — прервал его епископ, сразу помрачнев. — Не поедешь ты туда, клянусь жизнью! И я не разрешу, и твой дядя. Мы хотим, чтобы ты стал добропорядочным каноником… Человек твоей крови рожден не для того, чтоб отворять кровь мулам и простолюдинам.

— Ага, так я, стало быть, таких кровей, что… А молодчики из соборного хора честят меня подкидышем… малым без роду-племени! Ладно, выясним-ка, что же я за знатная и высокородная особа.

Епископ, в порыве страсти явно сказавший больше, чем ему хотелось бы, позаботился о том, чтобы отступление получилось не таким беспорядочным, как атака.

— Вы отлично знаете, Васко, что я дозволяю вам слишком много вольностей и что вы делаете со мной все, что хотите… Но на одном я настаиваю: вам суждено стать клириком, вы станете клириком и каноником с постоянным доходом при нашем святом соборе, если будет на то воля божья. И заживете привольно и припеваючи, потому что, к счастью, уже миновало время церкви ратоборствующей… Оно и лучше, ныне мы принадлежим к церкви торжествующей. Такова воля брата Жоана, вашего дядюшки, а его попечению вас вверила ваша мать в смертный час, Васко… и такова же моя воля, ибо отец ваш был благородным сеньором из Риба-Дана… лучшим другом, какой когда-либо у меня был… он пал в битве за Тарифу^{37} от мавританских копий… и… и…

— И все такое прочее. Но, сеньор дядюшка и сеньор епископ, я отменно поужинал; а сейчас меня ожидают несколько молодцов, все ребята не промах и мои друзья-приятели, они из Вал-де-Аморес, и мы договорились переправиться на тот берег Доуро, поохотиться по зорьке на горлиц в сосняках… А у меня ни денег в кармане, ни коня в поводу. Если уж мне и думать нечего о Саламанке, то, по крайней мере…

— Перо Пес, выдать три доблы^{38} этому сорванцу, раз уж так он заморочил меня, что ничего мне не поделать… и распорядитесь, пусть конюхи оседлают ему гнедого, которого мой почтеннейший брат прислал мне из Куэнки. По моему разумению, во всей Испании не сыщешь коня краше по виду и крепче по стати.

— Iube, Domine, benedicere![9] — протянул на манер и тоном певчего шалопай Васко, молитвенно сложив ладони и поклонившись прелату с комической торжественностью, словно клирик на хорах, собирающийся пропеть свою часть.

— Бездельник!

— Многие лета нашему святому прелату! А теперь дайте мне благословение, остальное я уже получил. Теперь бы еще щелкнуть вам пальцами разок-другой, езжай, мол, в Саламанку и ее пещеры, вот где алхимия, так алхимия! Серафический дядюшка, поручаю себя вашим покаянным молитвам. Идем, Перо Пес, я не в силах больше ждать, пошли.

Что за кони ржут в конюшне
И копытом оземь бьют?
Это ваши кони, рыцарь,
Вас нетерпеливо ждут.

И с этой песенкой он вышел, подталкивая перед собой несуразную фигуру Перо Пса, епископского сборщика податей, заодно исполнявшего еще две высокие должности, явно — мажордома и втайне — меркурия.