— Мне казалось, что у меня все хорошо: любимая работа, еда и крыша над головой, при необходимости — секс.
— Многим из нас кажется то, чего нет в действительности, — улыбнулся Каплан. — Именно в этом заключается смысл слова «кажется». И если вы предполагаете, что у вас все хорошо, это вовсе не означает, что вы действительно счастливы.
— Вы в это верите? — удивился Алекс.
— К сожалению, многие люди лишь демонстрируют funny, опасаясь выглядеть подозрительно, а в действительности сгибаются под грузом неразрешимых психологических проблем, — с грустью ответил Морган. — Наш институт помогает каждому обратившемуся обрести настоящее, а не показушное счастье. Наша благородная цель — гармоничное общество. Вы хотите жить в гармоничном обществе равных возможностей, доктор Аккерман?
— Безусловно, — выдавил из себя А2.
— Отрадно слышать.
— В чем меня обвиняют?
Вновь возникла пауза, и вновь — некрасивая, настороженная, способная взорваться яростным криком. Морган Каплан молчал так, что делалось страшно, и чтобы не задрожать, А2 заставил себя сосредоточиться на smartverre доктора. Элегантном, прозрачном, маленьком, в тончайшей золотой оправе, каким-то чудом вобравшей в себя необходимую электронику. Умные очки Моргана демонстрировали приверженность высокому стилю и безупречный вкус, ими можно было любоваться часами, но Алекс вдруг подумал, что пропитанные нановолокном стекла искажают взгляд доктора в нечеловеческий, в неживой…
Впрочем, все люди смотрели из smartverre совсем не так, как без него.
Но где теперь встретишь человека без очков?
— Почему вы решили, что вас обвиняют? — тихо осведомился Каплан.
— В противном случае мне здесь делать нечего.
Стильные стекла стильных smartverre небрежно блеснули.
— Нам поступила информация, что вы несколько раз назвали себя «она»: один раз в переписке и трижды — в устном разговоре.
— Что? — растерялся Аккерман, ожидавший услышать что угодно, включая обвинение в ядерном терроризме, но только не подобную чушь.
— Вы несколько раз назвали себя «она», — терпеливо повторил доктор.
— Это важно?
— Очень.
А2 еще раз огляделся, словно проверяя, не заснул ли он во время разговора, после чего демонстративно ущипнул себя за руку — Морган сопроводил жест вежливой улыбкой, — и спросил:
— Перефразирую вопрос: это настолько важно, что кто-то на меня донес?
— Когда подобное случается единожды или в течение длительного промежутка времени, это действительно не важно, — объяснил врач. — Однако вы назвали себя «она» три раза в течение пяти лет, и система обратила на несоответствие внимание. И не только система.
— Подождите, подождите… — А2 судорожно потер виски. — Объясните… я искренне не понимаю… Как это связано и почему именно вы…
— Как я уже сказал, достижение счастья — одна из важнейших целей современного общества, — в голосе Каплан послышались довольные нотки, ему явно нравилось видеть растерянность Алекса. — Все должны быть счастливы.
— Я вполне счастлив, я всегда улыбаюсь…
— Сейчас мы говорим не о funny, а о серьезных проблемах.
— Я в порядке! Я…
Морган остановил возгласы несчастного легким взмахом руки и сообщил:
— Есть веские основания считать, что у вас нарушена система самоидентификации.
— Не понял.
— В глубине души вы не уверены в своей гендерной принадлежности, — объяснил доктор.
— Я убеждаюсь в ней всякий раз, когда подхожу к писсуару, — пробормотал А2. — Или когда бреюсь по утрам.
— Это внешние проявления, господин Аккерман, а институт несет перед обществом ответственность за ваше психологическое здоровье. Вы должны быть тем, кем себя считаете.
— С моим психологическим здоровьем все в порядке.
— Мы не уверены.
— Из-за того, что однажды я оговорился?
— Однажды? — поднял брови Каплан. — Три раза в течение пяти лет?! Это не «однажды», доктор Аккерман.
— Вы сейчас серьезно?
— Внутри вас живет девочка, которую вы жестоко подавляете, — отчеканил Морган. — И мы обязаны ее спасти!
Время молча проносилось мимо, а вот жизнь, похоже, готовилась совершить потрясающий и совершенно неожиданный кульбит.
— Кого спасти? — мяукнул А2.
— Маленькую девочку, которая живет внутри вас, — объяснил Морган. — Возможно, речь идет о неродившейся сестре.
— У меня никогда не было сестры!
— Об этом я и говорю, доктор Аккерман: бедная девочка не родилась, но застряла в вашем сознании и тридцать шесть лет испытывала жесточайший психологический прессинг. Вы заставляли ее быть мужчиной.
Алекс судорожно вздохнул и в отчаянии всплеснул руками:
— Вы правда говорите то, что я слышу?
— Правда, — подтвердил Каплан.
А2 нервно вытер выступивший на лбу пот, как ни странно, он не забыл сделать это носовым платком, после чего простонал:
— Тогда скажите, что я сумасшедший, и пропишите какие-нибудь таблетки.
— Вы — глубоко несчастный человек с искаженной гендерной идентичностью, — очень мягко, по-отечески, произнес Морган. — Возможно, вы долгих тридцать шесть лет были несчастливы, даже не подозревая об этом. Не понимая, откуда берутся депрессии…
— У меня не бывает депрессий.
— …внезапные вспышки гнева…
— Никогда на замечал.
— …желание все бросить и покончить с жизнью.