Читаем Аркадиана полностью

Мы глядим друг на друга в упор и молчим. Встречаясь глазами, понимаешь сразу возможный уровень энергообмена. Я чувствую, как раскаленно краснеет натянутая между нами ниточка. Возможно, по причине нетрезвости сторон... Мы не сказали ни слова, но между нами какой-то бессловесный контакт. Я не чувствую неловкости от глаз, наведенных в упор. Наконец, что-то мелькает в его взгляде, и он меня узнает.

-- О, - говорит он флегматично. - Какие люди.

-- А какие? - спрашиваю я.

Вопрос приводит его в замешательство. Он брякнул что-то для проформы, и теперь приходится расшифровывать.

-- Вы-да-ющиеся, - наконец выдавливает он.

-- Чем же? - не отстаю я.

-- Откуда я знаю, - говорит он. - Всякий человек чем-нибудь да выдается.

Вывернулся. Он прислоняется спиной к стене и вытаскивает из нагрудного кармана сигаретную пачку. Наклонив голову, закуривает. Потом обескураженно машет зажигалкой, обнаружив, что даме ее не к чему подносить.

-- Ты куришь? - спрашивает он, не до конца доверяя своим глазам.

-- Нет, - говорю я.

Он снова безуспешно силится разобраться в ситуации.

-- А что ж ты тут делаешь? - спрашивает он.

-- Гуляю, - отвечаю я.

-- Гуляешь?

-- Ну да.

Я пожимаю плечами. Почему бы мне здесь не гулять? Он кивает и затягивается.

-- Давно гуляешь? - спрашивает он.

-- Не очень, - говорю я. - Как машина?

-- Какая машина? А, - он вспоминает, о чем идет речь. - Ничего. В выходные на сервис отдам...

-- Злоумышленника нашли? - спрашиваю я тоном заговорщика. Он не догоняет.

-- Что?

-- Говорю, злоумышленника обнаружили?

-- О господи... - произносит он медленно. - Дешевле просто починить... Сам виноват. Не надо было ставить на проходе. Конечно, свинство... но где тут кого найдешь? Это весь квартал, кто пожелает в свидетели, надо водкой поить? Да и наврут большей частью...

-- Здравое рассуждение, - соглашаюсь я. - Для нашего дома даже немного нетипичное.

Я говорю и сразу жалею о том, что сказала. Может статься, это сын или внук какой-либо наиболее рьяной психопатки. Обидится...

Он приглядывается ко мне внимательней.

-- Тебе не холодно так сидеть? - спрашивает он. Жена циститом страдает, иначе бы в голову не пришло...

-- Я на газете, - говорю я.

Он медленно выпускает дым в воздух.

-- Первый раз слышу, - произносит он глубокомысленно. - Чтобы газету использовали как утеплитель...

-- Странно, - говорю я. - А ты никогда газету под стельки не подкладывал?

Он неожиданности он начинает кашлять.

-- Что-что? - говорит он. - Газету куда? Под стельки?

Он думает, что я шучу.

-- Ну да, - говорю я. - Народная хитрость. Теплее становится. Очень выручает зимой.

-- Народная хитрость... - он покачивает головой. - И много ты таких хитростей знаешь?

-- Достаточно, - говорю я. - Мне много чего приходилось делать. Например, колготки гладить утюгом, чтобы не рвались. Или в красный лак для ногтей добавлять зеленку, чтобы лак был дефицитного коричневого цвета. Или подкладывать газету под стельки... Ты не в курсе?

Он насмешливо фыркает.

-- Нет. Бог миловал.

-- Странно, - говорю я. - Ты не советский человек. Может, ты засланный? Может, у тебя информация в плавках?

Он снова давится сигаретой.

-- Я, кажется, плохо соображаю, - произносит он, удивленно удерживая меня в фокусе.

Я смеюсь. Я накануне смотрела "Пассажир с "Экватора", а такая культурная продукция плохо сочетается с алкоголем. Он смеется тоже.

-- Слишком много выпил, - говорит он, продолжая смеяться. - Реакция медленная.

-- Бывает, - говорю я.

-- Пойдем к нам, - говорит он внезапно. Только этого мне не хватало. Еще не прошел Мишкин коньяк с наложенными остатками портвейна. Или у него тоже дыни с Алайского базара?..

-- В другой раз, - говорю я.

-- Пойдем, - повторяет он.

Я отрицательно качаю головой.

-- Твоя девушка приревнует, - говорю я.

Он наклоняется ко мне.

-- Я тебе честно скажу, - говорит он громким шепотом. - Я чего-то до сих пор не пойму, кто из них моя девушка.

-- Выбирай рыжую, не ошибешься, - говорю я.

Он задумывается.

-- Ты уверена? - спрашивает он серьезным голосом

-- Конечно, - говорю я так же серьезно. - Рыжие они самые котистые.

Пока он раздумывает, я поднимаюсь.

-- Я приду к тебе, когда никого не будет, - говорю я задушевно.

-- Точно? - спрашивает он.

-- Конечно.

-- А куда ты придешь? - спрашивает он хитро и грозит пальцем. - Ты знаешь, где я живу?

-- Нет, - говорю я. - Я буду обходить все квартиры и спрашивать: не здесь ли живет молодой человек, который приглашал меня в гости?

-- Сорок третья квартира, - говорит он и повторяет. - Сорок третья. Ты меня не обманешь?

-- Как можно, - говорю я уверенно.

Я перехватываю свой кирпич и делаю шаг наверх.

-- Что это у тебя такое? - спрашивает он. - Ааа... Антиквариат... Дай посмотреть.

С необычной для пьяного ловкостью он отбирает у меня телефон и задумчиво жмет на клавиши.

-- Э, - говорю я протестующе. - У меня там денег мало.

-- Да не звоню я никуда, - говорит он, морщась. - Не бойся.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза