Аркадий Бухов

— Кстати, о Жоффре… Вы слышали новый анекдотец? Приезжает раз Жоффр, будучи еще ротмистром, на броненосце в Калькутту. Видит: идет слон. «Зажарьте, — говорит, — на рубль, а потом…» Нет, сначала, отрежьте, говорит… Да… да вот как… Идет и видит слона… «Сколько стоит?»

— «Зажарьте, а потом отрежьте на рубль». Так, кажется?

— Вы знаете? Странно, странно…

Когда я уже выходил, хозяйка навязала мне какую-то даму:

— Проводите… Вы такой милый…

Очевидно, это очень нехорошее качество моего характера, дама мне досталась скучная, сонная и живущая за четыре версты.

— Тает уж… Настоящая весна…

— Потом лето будет…

— Ага… да… Лето… да…

Я затаил душевную боль и, чувствуя в сердце тяжесть четырех верст, махнул рукой на совесть.

— А со мной случай был, — хмуро сказал я, — захожу я недавно в ресторан, вижу: канарейка висит. «Почем?» — говорю. — «Сто рублей». — «Зажарьте».

— Кого? Канарейку?

— Канарейку.

— А зачем это вы?

— А так. Скучно как-то было.

— Ну, и что же?

— Зажарили… А я и говорю: «Отрежьте-ка мне…»

Когда на подъезде своего дома дама сказала, что я неисправимый весельчак и что со мной целый день не проскучаешь, я понял, что Васенька иногда бывает прав…

Больше я не смеюсь над его анекдотами.

О военной беллетристике

Я искренно люблю хороших лжецов. В тихом, провинциальном городе, где зверинец является редким явлением, о котором помнят только старожилы, приятно ж легко завоевать симпатии и искреннее преклонение слушателей, умело рассказав об одной из встреч с сенегальским тигром на песчаных берегах Замбези.

— Вы знаете, это был даже не тигр, а два тигра… Тигр обыкновенно разъяряется в течение целого месяца; представьте себе, что эти тигры, как д заметил по их оперению, разъярялись с третьего-четвертого числа, а это было двадцать восьмого…

Я хорошо ж это помню, потому что со мной был мой походный отрывной календарь, который я любил развешивать на бамбуковых кактусах, отягченных финиками… Тигр смотрит на меня… Я смотрю на него… Снимаю револьвер, прикладываю его к плечу и вдруг…

Никто из слушателей не знает, что делает тигр, встречая человека с отрывным календарем, а тактично подобранная обстановка из тропической жизни, флоры и фауны сама наталкивает на доверие.

Но вот лжец опрометчиво попадает на знакомое всем поле действий — местный чиновничий клуб.

— Странный случай, знаете… Сижу я в левой комнате, вдруг вижу, что буфетчик берет тарелку и начинает…

— Из левой комнаты буфета не видно, — робко вставляет кто-то из угла. — Там дверь закрыта…

— Разве закрыта? — изумляется лжец. — Я и не заметил…

Доверие падает сразу. И если неосторожный человек начинает рассказывать даже о том, что он встретил кошку, самую простую и безобидную, на лестнице, даже такой заурядный случай встречает резкий отпор.

— Не такой у нас дом, чтобы кошки по лестницам шлялись, — хмуро заявляет хозяин.

— Да я не говорю…

— И, наверное, это была не кошка, а Аннушка, которую я послал за папиросами, — уже демонстративно настаивает хозяин. Иронически настроенный гость, на которого никто не обращал внимания, даже обижается.

— Девушку за кошку принять… В наше время этого не знали… Беллетристы, которые пишут о войне, сильно напоминают мне таких неосторожных и несдержанных людей.

Рассказ о событиях в окопах

— Мы сидели в окопах. Небольшие уютные комнаты, приютившие нас, страдали отсутствием комфорта. Из водопровода не шла вода, швейцар грубил, и звонки испортились… Но в такое тяжелое время в окопах и за небольшую комнатешку приходилось платить дорого.

Весь наш корпус, из пяти-шести человек, помещался в одном помещении. Против нас стоял многотысячный взвод немецких солдат, разрывались брустверы, где-то по полю рыскали канонерки, и было жутко.

Дементьев взял в руки зарядный ящик и подумал:

«Такая изящная вещь, украшенная живописью, и может производить такие разрушения… Как странна война…»

Ухали амбразуры, посылая огнедышащие мортиры.

— Надо идти стрелять, — сказал штабс-прапорщик Иракин, входя в комнату, — наши семнадцатифутовые пушки уже принесены.

Они вышли на воздух. Шрапнель, наполненная бризантными снарядами, была сложена вместе с фугасами…

— Подвози волчьи ямы, — скомандовал сам ефрейтор, подъезжая на взмыленном автомобиле.

Генерал приложил руку к козырьку и насыпал порох в пулемет. Где-то у немцев выстрелили.

Дементьев ясно видел, что летит снаряд. Это было небольшое существо, из которого шел дым.

«Нужно встать за проволочное заграждение», — подумал Дементьев, но потом выпрямился и стал думать.

Снаряд летел.

Дементьев бросился вниз к письменному столу и набросал телеграмму:

«Милая Катя, прощай».

Снаряд летел.

Дементьев снова поднялся наверх.

— Подлетает, ваше благородие, — крикнул конный сапер, заряжая орудие.

Со страшным криком снаряд взвился в землю. Дементьев был спасен. Осколок снаряда, подлетев к нему, сплющился в бесформенный кусок от левого кармана. Дементьев вынул бумаги: там была карточка Кати.

Рассказ о событиях на море

…Эскадрон броненосцев ринулся в бой. Впереди мчался флагманский транспорт, руководимый ротмистром NN.