Аркадий Бухов

Все это, как я уже говорил в начале, вспомнилось мне по поводу спиритических сеансов… Именно та недобросовестность медиума, о которой я упоминал, и положила раз навсегда начало моему скептическому отношению к сверхъестественному.

В каждом мертвеце мне всегда, с того скверного случая, чудится авантюрист — и надо сознаться, что мне приходилось встречаться с такой неудачной имитацией загробного мира, что мой скептицизм может быть вполне оправдан.

Так, однажды мне пришлось ночевать на одном постоялом дворе в провинции. Когда в доме все уснули, кто-то осторожно повертел ручку моей двери и вошел в комнату. Я быстро зажег свечку.

— Не зажигай, — сдавленным голосом предупредил меня вошедший. — Я мертвец.

— Здесь вам не кладбище, — прикрикнул я на него, — чего вы сюда суетесь?

— Я пришел за тобой, — тем же голосом ответил мертвец.

— А зачем? — спокойно спросил я.

Видимо, этот вопрос застал его врасплох. Действительно. зачем я нужен обыкновенному безработному мертвецу, — мне самому никогда не приходило это в голову.

— Я за твоей душой, — гробовито зарычал мертвец.

— Да ты не мертвец, — перешел я на тон убеждения, — от тебя и могилой не пахнет.

— И не надо, чтобы пахло, — резонно заметил мертвец, — вот в прошлом году становихин Петька умер — три дня лежал, а духу никакого…

— Тоже сравнил, — усмехнулся я, — то ребенок, чай, а ты этакий верзила…

Видимо, на мертвеца мои слова подействовали, потому что он сразу переменил тему разговора:

— Дай-ка мне два рубля.

— Не дам, — резко отпарировал я. — За душой пришел — бери и уходи.

Мертвец мялся.

— Дай два рубля!

— Вот что, — продолжал я, — хочешь рубль? А за это сбегай мне на станцию и подай телеграмму…

— Пишите, что ли, — грубо согласился он.

Утром мертвец, которого, оказалось, звали Митькой, прекрасно отвез меня на станцию и даже не просил на водку. Оказалось, что он служит у хозяина двора и собирается жениться… Парень рабочий и шелковый.

Можно ли после этого верить в сверхъестественное?..

Отцовская кровь

Независимо от времени года и суток, он не пропускал ни одного уличного скандала, если только скандал происходил или еще намечался при нем. Должно быть, у него это было наследственное, потому что и отец его, параличный старик, ухитрялся затевать ссору с проходящими мимо, даже в те редкие моменты, когда его, вывезенного в кресле погреться на солнышке, оставляла одного сиделка. В городе у нас рассказывали, что один раз какие-то два мастеровые, выведенные из себя приставаниями старика, вывалили его из кресла на тротуар; прибежавшая сиделка в ужасе застала и старика, и кресло опрокинутыми, причем кресло, как подобает неодушевленному предмету, лежало молча, а старик во время бесплодной попытки подняться собственными силами громко и нехорошо почему-то ругал соседей, выпускающих собак без намордников.

Сын его, мой приятель, не раз вспоминал с тайной завистью эту отзывчивость к уличным происшествиям, которой славился отец. В те минуты, когда мне приходилось вталкивать его на извозчика, или некрасиво оттягивать за рукав от соблазна раздуть небольшое происшествие с чужой кошкой, или неверно взятым билетом до размеров события, увеличивающего практику мировых судей, он всегда говорил со вздохом:

— Вот отец бы здесь был… Что я…

Это было, конечно, преуменьшение своих достоинств. Характерную черту своего рода Володя проявлял несравненно сильнее, чем его параличный предок.

* * *

— Здесь, кажется, свободное место?

— Видите, что двигаться некуда.

— Мне кажется, что даме можно было бы и усту…

— Сам полчаса на ногах проторчал.

Казалось бы, что самого экспансивного человека такой разговор в трамвае не оторвет от чтения объявлений в вечерней газете, но Володя рефлексировал на все. Я сразу замечал, что он начинает ерзать на месте и подыскивать подходящие слова для вступления. Начинал он, впрочем, мягко:

— Виноват… Вот вас дама просила уступить место…

— Ну, просила, а вам что? — хмуро отзывался человек в котелке и с портфелем.

— Вы мужчина, и вам следовало бы…

— А вам какое дело?

Даже этот немногосложный диалог сразу давал возможность Володе переменить официальный тон на более интимный.

— Расселся, нахал…

— От нахала и слышу…

— Что? Я нахал? — Володя радостно, встревоженно осматривал невольных свидетелей, осторожно отодвигавшихся от него, и, поймав нить события, угрожающе надвигался на человека с портфелем. — А вот я тебе покажу…

— Ничего, я постою, — робко вмешивалась дама. — Я постою…

— Нет, вы сядете, мадам, — решительно отвергал чужую уступчивость Володя, — А вот он у меня из трамвая вылетит…

— Сам вылетишь… Мальчишка…

— Мне выходить сейчас… — умоляюще обращалась дама.

— Всем сейчас выходить, мадам… А вот этому животному я сейчас пропишу…

— Кто животное? Я?

— Ты.

— Я?

— Ты.