Но Павел Михайлович никогда не раскрывал деталей разведывательных и контрразведывательных операций, которые он проводил. В этом пункте Павел Михайлович, при всех наших дружеских взаимоотношениях, молчал, будто и через 40 лет его могли еще подслушать агенты Астанаева.
Соловьев и Астанаев создали особую систему разведки. Она состояла из агентов трех категорий.
Первая — достаточно обширная сеть. В каком бы селе ни появлялся Голиков, возле штаба начинали играть и бегать дети. В разных концах деревни у дороги появлялись нищие, калеки или просто незнакомые старики. Одни как бы собирались просить милостыню, другие будто бы отдыхали после долгого пути. Еще какие-то люди мелькали у тропинок, что вели в тайгу.
Всегда веселые, подвижные дети, отталкивающего вида калеки, полуотрешенные от мира старики совершенно ничем не занимались. Они только в полглаза глядели и подмечали, что происходит поблизости. А Сильвестр Астанаев в конечном итоге имел полную картину того, чем занят Голиков, сколько его бойцов отправилось в какую сторону, что давали солдатам на обед
Таких агентов наружного наблюдения у Астанаева были сотни — практически в каждом селе, где время от времени появлялся Голиков. Платили им царской серебряной мелочью. Задерживать и допрашивать их было бессмысленно. Они ничего не знали. Наказывать их тоже было не за что: они же ничего плохого не сделали.
Когда агентов нанимали, люди Астанаева им говорили: «Смотри во все стороны. Потом расскажешь». Они смотрели. Невесть откуда появлялся начальник с мелочью в кармане. Каждый наблюдатель сообщал об увиденном, получал свою монету, клал ее за щеку.
Никитин и Голиков, естественно, обсуждали ситуацию. Им требовалось для нормального существования хотя бы проредить тучу этой мелкой агентурной мошкары.
Ни о каких расстрелах разговора не шло. О судах, тюрьмах тоже. Максимум, на что можно было решиться, — схватить десятка полтора наиболее назойливых и знакомых, подержать взаперти несколько дней. Потом отпустить.
Но сразу возникли вопросы: «Куда поместить?.. Кто станет охранять?.. Чем этих задержанных кормить?..» Солдатский рацион был скудным. Регулярное питание арестованных в котловое довольствие отряда не закладывалось. Перестать сносно кормить своих бойцов Голиков тоже не мог. У них была очень большая нагрузка.
Присмотрели в конце концов помещение. Обзавелись провиантом. Особая охрана не требовалась. Задержали десять или двенадцать человек. А получилось невообразимое. Часа через два в деревне появились сразу 50 или 60 человек. Они объявили себя родственниками задержанных. Пришельцы хором плакали и жаловались, что все арестанты больны. Было очевидно, что завтра плакальщиков будет в два раза больше. Аркадий Петрович был вынужден всех задержанных отпустить.
Можно только удивляться, что Голикову удавалось обманывать этих соглядатаев, ускользать от всевидящих детских и старческих глаз, тайно встречаться со своими агентами, с той же Настей, тем же Кузнецовым или информаторами помельче.
Эти толпы разведмошкары попутно становились одним из раздражающих средств психологической войны, которую вел Соловьев. Постоянное присутствие враждебных людей рядом призвано было, среди прочего, душевно изматывать Голикова.
Вторую категорию агентов составляли люди, которые получили кое-какую разведподготовку, могли что-то осмыслить и сопоставить. Им, естественно, и платили немного больше.
Предметом постоянной охоты Голикова и Никитина были «цепные псы» Астанаева и Соловьева. Главные особенности элитарных разведчиков были такие: национальная принадлежность — хакасы, род основных занятий — охотники-следопыты. Большинство имело хотя бы начальное образование. Все сносно говорили по-русски. Обладали огромной физической силой и большой отвагой. Многие отличались быстрым, ясным, изобретательным умом.
Эти не сидели возле дорог под видом калек. Ловить их приходилось через подкупленных единоверцев, астанаевских информаторов «среднего звена». Держались пойманные разведчики на допросах с достоинством. Находясь под замком, изобретали способы побега. Иногда побеги удавались.
Десятки биографов-лжецов — от Бориса Закса до Владимира Солоухина — утверждали: Голиков из-за скверного характера и склонности к садизму не хотел давать бойцов для конвоирования пленных. Голиков предпочитал пленных расстреливать.
Мы с вами, читатель, уже убедились: эти утверждения вранье. Мелких лазутчиков Голиков не наказывал, не расстреливал. Но проблема «Что делать с агентурной мошкарой? Где их держать? Каким образом наказывать?» существовала для него каждый день.
Говорю всем: поставьте себя на место восемнадцатилетнего начальника боевого района.
Поставили? В таком случае решите два вопроса. Первый. Как вы организуете оборону Ачинско-Минусинского боевого района на площади 100 на 100 километров, или 10 000 квадратных километров?.. Вся «живая сила» — 124 человека.