Аркадия

Но при всём этом я ни разу сама не брала кисть в руки. Даже по бытовым вопросам: последний ремонт делала нанятая бригада, а если для какой-нибудь рабочей съёмки требовалось нечто странное вроде облитых сверкающим золотом венских стульев, я всегда делегировала это дело стажёрам.

– Могу, – ответила я.

И услышала, как громко бьётся сердце.

– Да что не так с просто белым?! – возмутился Илья.

– А, то есть ты на стены больничных палат ещё не насмотрелся? – строго спросила тётя Агата. И он не ответил. – Вот и чудненько! – заключила она, хлопнула в ладоши и собрала в охапку свои посылки. – Значит, жди завтра нашу красну девицу, пришлю её с колерами, у меня от ремонта остались, и с бутербродами вам на перекус. Можешь прогрунтовать стены сегодня. И ещё раз спасибо за помощь, дорогой!

– Всегда пожалуйста, – сквозь зубы процедил Илья, громко и даже раздражённо хлопнул дверцами кузова и направился к водительскому месту, бросив на меня короткий взгляд. Я только развела руками, одновременно говоря «Вот такая у меня тётя,прими» и «Вот такая у меня тётя,извини», но он молча сел за руль и уехал, а тётушка, шурша юбками, поднялась на крыльцо.

– Ну вот зачем? – вздохнула я.

– Потому что вы чувствуете друг к другу мяту[2].

– И как это понимать? – вопросила я у опустевшего дверного проёма.

_________[1] «Правило трёх» – один из базовых законов в дизайне интерьера. Заключается в том, чтобы умело сочетать различные по форме, цвету, размеру и фактуре предметы. Считается, что таким образом декоративная композиция смотрится наиболее гармонично.[2] «Чувствовать к кому-то мяту» – польская идиома, означающая «ощущать привязанность, влюблённость, влечение к кому-то».

Глава 6

Я уткнулась подбородком в сложенные на столе руки и смотрела, как тётя Агата красила ногти. Опустить тонкую кисточку в бутылёк с тягучим тёмно-бордовым сиропом, отереть лишнее об узкое горлышко, оставить на ногтевом ложе три точных и уверенных мазка – вроде несложно, и я так смогу. Не с лаком, но с водоэмульсионной краской и стенами дома Ильи.

Тётушка вытянула вперёд левую руку, покрутила ей, рассматривая маникюр, удовлетворилась результатом и принялась за правую.

Вообще, для официально одинокой – то есть сильной и независимой – женщины она вела себя, как по мне, слишком уж нетипично. Не то чтобы я считала, будто в её ситуации нужно надеть кружевной чепец и смириться, но то явное удовольствие, с которым тётя Агата делала макияж по утрам, пользовалась нишевой парфюмерией или носила чулки словно не для кого-то, а исключительно для себя, несколько меня обескураживало.

Чулки! В деревне! Сегодня утром я развешивала постиранное бельё на верёвках в саду и даже засмотрелась на то, как тётушкины чулки развевались на ветру на фоне просыпающегося леса, – это казалось чем-то странным, из ряда вон выходящим, но невероятно красивым. И вдруг именно тут – уместным.

А вот сейчас тётя отточенными движениями красила ногти, но это ещё можно было объяснить её грандиозными планами на вечер – в театр с ночёвкой. Именно так,с ночёвкой: тётушка ссылалась на то, что спектакль закончится поздно, возвращаться из города будет несподручно, но я покивала и нарисовала на зеркале жирную красную черту.

– Ещё чаю? – спросила тётя Агата.

– Нет, спасибо… Ой! Ай!

На мою сгорбленную спину лихо запрыгнула кошка и радостно впилась в кожу когтями.

– Кто ты, стокилограммовый мохнатый монстр? – взвыла я.

– Это Ада, – проинформировала тётушка, мельком глянув на заложенный нами фундамент для пирамиды бременских музыкантов, и вернулась к маникюру.

– Она страшная и чёрная, да?

– Ты считаешь меня такой предсказуемой, утёнок? – усмехнулась тётя. – Она шпротная.

– Вот и шпротиков захотелось… – вздохнула я.

Сегодня я проснулась рано, хотя снова долго крутилась в постели под гнётом тяжких дум, пытаясь каким-то образом соединить нынешнюю себя, нынешнего Илью и давно исчезнувшие из моей жизни краски. Но то, что когда-то казалось таким привычным и обыденным, вдруг стало пугающим, и я тёрла лицо руками и печально вздыхала, сто тысяч раз пожалев о том, что согласилась на эту авантюру. Что вообще приехала. А среди ночи я прокралась на кухню, съела полведёрка мороженого, дала облизать ложку ближайшей кошке и решила, что если я могу хоть как-то помочь Илье – пусть даже покрасить стены, это же всего лишь стены, – я обязана это сделать. А там, глядишь, выйдет и так, что помогу и самой себе.