Навряд ли французы оставили бы безнаказанной подобную дерзость, останься Саннадзаро в завоеванном городе. Саннадзаро сам пишет в той же элегии, что «любить своих королей» в глазах завоевателей равняется преступлению и влечет жестокие кары, если не смерть.
Примерно тогда же поэтом была написана на вольгаре, в форме сонета, эпиграмма, не носящая имени адресата, но, без сомнения, обращенная к королю Альфонсо Второму. Душа, которую многие считали вместилищем добродетелей, пишет Саннадзаро, ты оказалась бездной зла. Твое имя, прославленное в моих стихах, да исчезнет навсегда с листов бумаги, на коих я пишу, и с моего языка. Я хотел сложить о твоих триумфах еще одну книгу (кажется, намек на книгу Боярдо, посвященную победе Альфонсо при Отранто), но по твоей вине ее не будет. Ступай, жаждущая и изнуренная, пить из горькой реки забвения, а моя бумага пусть останется чистой[74]. Поэт-рыцарь не мог простить королю его отказа от исполнения рыцарского долга.
В архивах сохранился документ, составленный 8 февраля 1495 года, за десять дней до вступления врага в Неаполь: повелением его величества Ферранте Второго, холм близ Аньяно вместе с прилегающими территориями, прежде несправедливо отнятый у семьи Саннадзаро, возвращается во владение рыцарю Якопо Саннадзаро и его наследникам обоего пола навечно. Подпись поставлена молодым королем в военной ставке у Сан Джермано[75]. Итак, Саннадзаро, после отречения Альфонсо прибыв в войско и принеся присягу новому монарху, попросил исправить несправедливость, причиненную его семье три десятилетия назад, что и было ему обещано. Мы понимаем, что и просить милости у короля в столь критический момент, и получить ее мог лишь тот, кто обещал быть с этим королем до конца, в жизни и в смерти. Определенно известно, что в июле 1495 года Саннадзаро принимал участие в боях за неаполитанский замок Кастелло делла Кроче, занятый французским гарнизоном[76].
На следующий день после смерти Феррандино на престол взошел его дядя, младший брат короля Альфонсо, Федерико. Его мужество и военные дарования не вызывали оптимизма у его соратников и подданных. При французах младший из неаполитанских принцев повел себя хуже старшего: он изъявил покорность Карлу VIII, прося лишь сохранить за ним его личный удел вместе с титулом «князя Альтамура». Карл раздраженно отказал[77]. Только тогда Федерико, не видя возможности оставаться в Неаполе без земель, денег и двора, присоединился к своему более смелому племяннику. Мятежные бароны, поверившие в амнистию, объявленную Феррандино, после воцарения Федерико немедленно отложились снова. Враги и ненадежные друзья династии как в Италии, так и за ее пределами, зная слабые стороны нового короля, учитывали их, строя свои планы.
В последние годы жизни Ферранте Первого Саннадзаро был весьма близок к Федерико, слывшему любителем книг, ценителем поэзии и не столь грубому и надменному, как Альфонсо; окружающие считали отношения принца и поэта дружескими – насколько возможна дружба между людьми столь разного положения. Теперь многие ожидали, что поэт, в дни нашествия доказавший свою верность династии с оружием в руках, получит какой-то весьма высокий пост. Сочетание в одном лице ученого-гуманиста, поэта и сановника было характерной чертой политической жизни Неаполя Арагонской эпохи. Самыми яркими и дельными личностями из ближнего круга королей были не выходцы из родовитой знати и не профессиональные бюрократы, а интеллектуалы – такие кардинальные фигуры Неаполитанской академии и литературной школы, как Беккаделли (Панормита)[78], Понтан, Каленцио[79], Голино[80], Каритео[81] и ряд других. Но Саннадзаро, с его независимым характером, прямотой и несклонностью «делать как все», навряд ли годился для высокого поста при таком короле, каков был Федерико. И король, раздавая приближенным целые города и феоды, ограничился в отношении Саннадзаро тем, что на третьем году царствования пожаловал ему небольшую и скромную виллу – бывшее монастырское подворье – у берега моря, в местности Мерджеллина[82], и шестьсот дукатов ежегодной пенсии.
Саннадзаро ответил посвящением на латыни: