Аркаим

– Программе подчиняется все живое, это законы природы. А бога в твоем понимании вообще нет, если бы он был, то не допустил бы случившегося. Война – это сбой в программе, считай, что сейчас идет великая перезагрузка. Людей просто удаляют из системы, как вирус.

– А как насчет божьего суда? «Ибо Господь с огнем и мечом своим проведет суд над всякою плотью, и много будет пораженных Господом».

– Он не дал нам права выбора! – почти выкрикнул Барон. – Одни страдания кругом.

– Как раз выбор он нам оставил, а страдание – это неотъемлемая часть жизни. Страдания есть обратная сторона удовольствия. Если не будет соблазна испытывать удовольствия, то страдание утратит свою силу, и человек просто перестанет ощущать мир, как какой-нибудь камень.

– Зачем ты нас мучаешь этими разговорами? Все равно живыми не отпустишь.

Анархист сделал шаг вперед. И в этот момент наконец-то разглядел лицо старца. Оно было высохшим, кожа почти позеленела, как у мертвого, глаза – абсолютно белые. Монах был слеп.

– Я не могу сам причинить зла! Да и за что вас убивать?

– За грехи!

– Ты грешен?

– А кто не грешен? Я часто людей убиваю, чтобы выжить. И про тебя слышал. Сначала копаешься в мозгах, а потом твои волки разрывают жертву в клочья. В этом месте бога нет. Или ты сам чувствуешь себя богом и берешься судить?!

– Божий суд ждет всех, и он «недоступен звону злата»! И за грехи карает только он. Карает через лишение жизни или через болезнь. Через страдание и потери. Через нищету, голод.

– Значит, мы можем идти? Настрадались вроде уже за двадцать лет. – Присутствие Светланы придавало Барону сил, в любом случае, безропотно сдаваться он не собирался.

– Нет. Насчет волколаков ты прав, они вас не отпустят. Это сложно объяснить, но я вижу их глазами. Точнее, через их глаза на вас смотрит город. Следит, ощущает, пробует на вкус. А я – часть города.

– Это не город, а аномалия, которая держит тебя здесь вместе с волками. Потому ты еще не умер.

– Город не выпустит вас, – продолжил старец, будто и не слышал его. – Но везде есть свои законы. Даже здесь.

– Если мы еще живы, значит, нужны тебе?

– Нужны. Вы поможете мне обрести покой.

– Как же? Мы не боги и не город, который, как ты говоришь, тоже что-то решает…

– Я знаю, о чем говорю: город отпустит меня, если из сада меня выведет одно существо… Внешне оно выглядит, как ангел, а вот внутри у него много недоброй силы. Город его не тронет.

– Тогда ты обречен, – выдохнул Барон и поднял ствол автомата. – Нет у нас с собой лишних мутантов, а твои нас без боя не возьмут!

– Вы уйдете только после того, как поможете.

– Но как? – Анархист начинал злиться всерьез, слишком много было загадок, тем более не хотелось их решать посреди волчьей стаи!

– Я сегодня многое сделал. Даже моров и скотозубов объединил, чтобы загнать вас сюда. И все ради одного человека из вашей группы.

– Моя группа вся погибла.

Со стороны набережной послышалась автоматная очередь, потом еще одна. Барон повернулся туда с надеждой, но ничего не смог разглядеть сквозь кустарник.

– Не все погибли, ведь я ее чувствую. Я чувствую всех здесь, кроме поющих, они мне неподвластны. И ей сейчас явно угрожает опасность.

– Вы про Алису? – догадалась Светлана.

– Может быть, ведь других девушек не было среди вас. Приведите ее ко мне.

– Но она сейчас уже в реке, скорее всего, – неуверенно произнесла Света.

– Мы принимаем условие, – произнес Барон. – За свободу приведем сюда Алису.

– Приведите. Она очень сильна, только сама не знает об этом.

Анархист грубо схватил за руку жену и потащил в сторону моста. Волки расступились, пропуская людей, которые торопились покинуть проклятое место.

* * *