Защита везде стояла стандартная, с одним попавшимся модификатом я разобралась сама. Моего коренастого плечистого рюкзаконосца (не прощать же теперь!) поставила в пару с худощавым парнем, показавшимся мне странно знакомым. И эти двое сейчас украшали защиту двухэтажки, напротив которой я отдыхала в тени на скамейке. Даже не лажали. Трудяг мне было видно хорошо, и неактивный, но все равно фонящий контур тоже, особенно если изнанкой глянуть. С изнанки вообще хорошо кривые плетения видны. А я раньше недоумевала, отчего это “мерссский” Холин придирается, когда все красиво.
Бархатная тьма, просочившись тенью, тут же окутала со спины синими искрами и мраком, отзываясь на воспоминание. Будто караулил, когда я о нем думать начну. Надо же… А бывало, не дозовешься, хоть охрипни орать, а потом еще рожу кривит, что дергаю такого важного и занятого. Вообразила себя важной и занятой и прикрыла лазейку. Теперь контур не видно, ну и тьма с ним, мелкаши не первый раз рисуют, руку уже набили.
В прудике позади плескались залетные утки, солнышко пригревало, веки сделались тяжелыми, в голове скороговоркой мотались названия улиц. Подчеркнутое не нравилось особенно. Проклятое место, как для меня лично.
— Старая Тьмень, Старая или Старынь, это где Звонца к кладбищу сворачивает, — раздался голос, я моргнула и приподняла пристроившуюся на высокой спинке голову. Все-таки задремала. Говорил худой парень со знакомым лицом, делал паузы между словами, будто когда-то заикался.
Кажется, у меня дернулась бровь. Совершенно по-Холински. И ведь не хотела даже.
Парень отчего-то смутился.
— Мы там закончили, а вы вслух говорили, мастер Холин.
Мастер Холин… Говорите мне это веч… Угол Старой и Звонца? Дом с прудом на задворках, и мой первый, едва не закончившийся крахом, самостоятельный выезд, потому что вместо обычного не-мертвого я нашла там жертву темного ритуала. Тинве.
— Сколько тебе лет?
— Почти двадцать, мастер Холин. Я вас помню. Вы тогда в участке со мной говорили.
Тьма хранящая… Я такая старая…
Разомлевшее на солнышке тело не желало покидать насиженую скамейку, но пришлось. Скрипнули древние… Нет, просто скамейка рассохлась. А вот в позвоночнике хрупнуло, и ребра, помятые Холином не единожды, снова разнылись. Зараза. Сейчас развалюсь на сегменты, как конструктор Лайма. Первый рабочий день, а я с недосыпу, да и мутно как-то. Воспоминания еще эти. Что-то увесисто тренькнуло в кармане куртки, зацепившейся за завиток подлокотника. Я сунула руку в карман и теплая кость, бывшая когда-то резной совой с опаловыми глазами, ткнулась в ладонь первой. Остальные ключи тоже были здесь.
Дара… Вертелась под ногами все утро… Я сжала ключи в горсти, и они протестующе скрежетнули, возмущаясь на такое непочтительное обращение. Признак главенства рода Ливиу кольнул ладонь острыми крыльями. Наследство… Чье?.. Кому отзовется старый дом под Ливено, если оба моих ребенка — темные и не ведьмы совсем? Или я рано нервничаю? Стоп. Откуда это беспокойство?
— Собирайте всех и дальше идем.
Парень кивнул, ушел, сказал что-то товарищу, топчущемуся у подъезда двухэтажки с двумя рабочими сумками. Я прислушивалась к себе. Было как-то… В голову что ли напекло? Муть была словно не моя. Прикрыла глаза и посмотрела изнанкой, глубоко, вдоль порога. Поблекли цвета, тени предметов и эхо живых, прошедших здесь не так давно, цеплялись за край зримого. Из дома любопытничали, ровно тлел обновленный охранный контур с дополнительной линией от нежити. Некротический фон стабильный, без резких спадов и пиков, а муть…
Мутью сквозило от прудика.
Утки убрались и ровное водяное зеркало застыло неровным овалом бледной сини с перьями облаков. Чистый аккуратный пруд, ни ряски, ни камышей, даже дно у круто падающего вниз поросшего травой берега на просвет видно. Отчего мне болотом тянет?
Анализатор лег криво и дрожал, что было ожидаемо. Вода плохо хранит следы, рассеивает силу. Если приходится работать в воде, количество приложенной энергии смело можно утраивать, две трети уйдет впустую. Развеяла плетение и снова глянула через тень — ничего странного. Разве что… Я присела и потянулась рукой к водяному зеркалу.
Вздох… И хруст разбежался по поверхности, будто тоненько тренькнув, лопнуло стекло. Скрежетнули, проворачиваясь, осколки, бездна глянула на меня тысячей глаз…
/
…и я замерла на пороге. Крылья из тьмы, тени и света, тлеющие огнем, уходили лентами за грань. Рука, которой я касалась воды — онемела, будто я сунула ее в стазис. Странное ощущение. Я медленно перебрала костистыми фалангами.
Давно я такой не была, моя первая некроформа, до метаморфоз. Но миг — и синевато отсвечивающие кости прячутся под огневеющими перьями. Черное, белое. Оглянулась, шагнув с порога. Мелкие замерли восторженной кучкой. День, солнце, а тут я в перьях. Чудовищем.
— Гарпия… — брякнул кто-то.
Ну, хоть этих вежливых впечатлила. Благоговение в глазах, оно каждой темной душе приятно. А это еще чье снисходительное внимание?
С другой стороны улицы на меня, прищурившись, смотрел инквизитор.