Аркан общемировых историй

– Во-первых, повторное наложение чар может привести к тем последствиям, которых ты благополучно избежал в первый раз, а во-вторых… Ты сам сказал, что продолжишь писать вне времени и тела. Может, чары и сделали тебя старше и сильнее, но на талант они вряд ли повлияли.

– Ты думаешь? – в голосе Аттилы проявилась дрожь.

– Я уверена, – и Анфиса улыбнулась. – Как бы то ни было, меня покорил тот, кто написал множество замечательных строк, и не важно, какое его настоящее обличье.

– Ты… Ты это серьезно?

– Сейчас ты младше меня, ну и что? Я подожду… Запомни главное – я не откажусь от тебя. Ни-ког-да…

По щекам Аттилы потекли слезы.

– Спасибо, Анфиса… – прошептал он сквозь слезы. – Господи… Не помню, когда плакал в последний раз…

– Чтобы быть взрослым, надо уметь плакать. Все нормально, Аттила.

«Клуб коротких ножей»

Deine Größe macht mich klein,

Du darfst mein Bestrafer sein…

(Я просто жалок перед тобой.

Будьмоимпалачом).

Rammstein, «Bestrafe mich».

Софья спокойно сидела за столиком кафе, находящегося на втором этаже крупного стеклянного здания, как ее покой – впрочем, как и всех других присутствующих – нарушило пение. И чье! Видимо, Акакий вновь решил произвести впечатление на Софью, причем так, чтобы это было масштабно, судя по силе и громкости голоса, раздающегося в каждом уголке. Неизвестно, кто или что надоумило его исполнить хит группы Culture Club «Do you really want to hurt me», но факт оставался фактом – подросток старался выводить своим не самым музыкальным голосом:

– Give me time to realize my crime… (Прим. – Дай мне время осознать свою вину)

«Давай-давай, осознай уже, что мы с тобой – не пара», – фыркнула про себя Софья, недовольная одним лишь появлением Акакия в этот прекрасный выходной.

– Let me love and steal… (Прим. – Позволь мне любить и украсть [тебя])

«Ну нет, не надейся… Посмотри на себя! Одно имя-то чего стоит! Как же ты надоел, черт побери…».

В груди Софьи росло недовольство, но какое-то странное, ибо уже не само пение раздражало девушку, а само существование этого недоросля. И Софья была не одна такая – все представительницы прекрасного пола посматривали на поющего очкарика недобрым взглядом, и у всех в глазах читалось желание его не то чтобы ударить, но хотя бы пристукнуть.

– I have dance inside your eyes… (Прим. – Я танцую в твоих глазах).

«Нет, даже не смей танцевать, скотина! Еще чего удумал! Ты далеко не участник корейской поп-группы, чтобы танцевать!». Напряжение на этаже нарастало с каждой секундой – казалось, его впитала каждая молекула воздуха.

– How can I be real? (Прим. – Как я могу быть настоящим?).

«Вот эта строчка – как раз про тебя», – и Софья вдруг поняла, что чуть не сказала это вслух, но губы упрямо шевелились. И снова она была не одна такая: «Я же говорила, что ты бесишь не только меня…».

И Акакий перешел к главным строчкам песни:

– Do you really want to hurt me, do you really want to make me cry? (Прим. – Ты правда хочешь ранить меня, ты правда хочешь причинить мне боль?).

Тут Софья не выдержала.

Несмотря на то, что Акакий находился в приличном расстоянии от нее, она каким-то нечеловеческим прыжком оказалась лицом к лицу с парнем и со всей силы ударила его кулаком в грудь, заорав:

– Да, я хочу бить тебя!

Акакий отлетел на пару метров и бухнулся о пол. Было больно – несмотря на то, что пальцы Софьи были украшены кольцами с крупными камнями, этот удар был похож на кастетный. Подросток с трудом встал, столкнулся с безумными глазами Софьи, после чего мгновенно понял – надо бежать. Причем не только от нее – складывалось ощущение, что парня хочет ударить каждая присутствующая здесь женщина.