На нашей встрече у психотерапевта все писали своим близким письма. Близким, которых потеряли. Нас было четырнадцать человек, и все, кроме меня, справились, даже зачитали свои тексты вслух. Эмоции били ключом, и кабинет психолога погрузился в звуки захлопывающихся гештальтов. Каждый смог договорить своим дорогим людям то, что не успел. Свербящие чувства наконец-то нашли выход, и над нашими головами полетели освободившиеся от груза скорби души. Я буквально видел, как очертания прозрачных фигур выходили из-за спин участников и растворялись под потолком. У меня же гештальт остался открытым, из него сквозило могильным холодом. Моя душа не собиралась ничего писать, а намеревалась уйти в тонкий мир, чтобы сказать всё Геро=ру лично.
Психотерапевт Элла ведёт программу для людей, потерявших близких, уже не первый раз. Её визитка попалась мне в частном медицинском центре, когда я проходил обследовании щитовидной железы. Не думал тогда, что мне может пригодиться помощь такого специалиста, но визитку всё же взял. Тёмно-бордовые волосы Эллы аккуратно спускались до плеч, соответствуя безмятежному движению её рук во время всяческих разъяснений. Внешние уголки зелёных глаз были чуть приподняты, создавалось ощущение, что они всегда в фазе улыбки. Сорокапятилетний опыт её жизни был преобразован в копилку выученных уроков и позволил вывести множество мудрых мыслей, которыми она потоком делилась с застрявшими в горе людьми.
После ухода группы Элла задержала меня:
– Ты был таким задумчивым сегодня. Мне показалось, что больше наблюдал. Заметил эффект у других?
– Да, – ответил я. – Людям стало значительно легче. Ты молодец!
– Я не напрашивалась на комплимент. Речь о тебе. Ты посмотрел со стороны, как у других получается отпустить своё горе. А такой процесс не всегда удаётся быстро запустить. В твоём случае это происходит сложнее, но постепенно нить между тобой и Герором становится тоньше. Пусть она потихоньку исчезает. Не останавливайся, у тебя свой темп проживания боли.
Мысль о потери связи меня злила. Я не готов.
Рыжий мейн-кун Эллы потёрся о мою ногу, с одной стороны, проявив ласку, с другой – напомнив, что не стоит задерживаться у специалиста, поток клиентов которого ожидает свою порцию катарсиса за дверью.
– Может быть… – всё, что я смог ответить.
– Попробуй выполнить сегодняшнее задание дома. В тишине. Наедине с собой или с ним. Ты можешь начать первые строчки спонтанно, без банального «Здравствуй, дорогой друг!» и прочего. Просто дай волю руке и пиши. Пиши, не думая о правилах, о красоте письма. Просто пиши ему.
– Хорошо, я попробую.
– Обещаешь?!
Она, как всегда, поймала меня за мою настырную привычку выполнять малейшее обязательство. Идти на попятную было бесполезно, и я ответил:
– Конечно, обещаю…
Придя домой, я всё же написал это самое письмо-рассказ. Сначала долго смотрелся в свой зеркальный потолок в спальне, от которого меня упорно отговаривали все участники моего ремонта. То видели в этом глупое дизайнерское решение, то называли небезопасным, то настаивали на мистических предопределениях, сулящих мне провал в зазеркальное пространство, что на обыденном языке означало сумасшествие. Но мне хотелось перед сном видеть отражение своего маленького мира, как бы наблюдая за собой со стороны. Возможно, это детская причуда. А может, это моя форма медитации, которая помогла мне сегодня взяться за письмо, заданное Эллой.
Я лежал на кровати и всматривался в отражение своих серых глаз. На моём лице ещё оставались признаки молодости, хотя их уже начали кромсать небольшие мимические морщины на лбу. Густые светло-русые волосы, как всегда, коротко стрижены и обречены на скорое исчезновение. Мой отец рано облысел, теперь жду этого и я. А там кто знает… По крайней мере, не должны исчезнуть длинные ресницы, которые периодически переплетались и создавали плотную завесу над глазами.
Я был очень худым. Особенно в последнее время. Маленький тонкий человек с большой раной. Можно было подрабатывать моделью для рекламы препаратов от анорексии. Смотрите на Лиама и жуйте побольше белка! А ещё всяких овощей и фруктов, но не содержащих нитраты, иначе всех охватит массовая диарея.
Пока я погружался в отражение, моя душа обрела голос и нашептала свой монолог руке. Я превратился в проводника истории боли. Герор не был мне братом, но наши души, похоже, породнились ещё до рождения, подписав некий договор. Думаю, в нём значился пункт о «непрекращении» соглашения при внезапной смерти одной из сторон. Я всё ещё чувствовал эту близнецовую связь, только теперь она причиняла жуткую боль…