— Его лихорадит, ваше высочество, но мы делаем все возможное, — развел руками священник-зилот. — Идемте, тут недалеко! Вот, видите — эти, хм, приспособления?
Такие «приспособления» Аркан уже видал — на Низац Роск. Правоверные популяры-гезы держали в таких стальных клетках попавших к ним в руки нелюдей. Конструкция была довольно простой: рама буквой «П» из толстых брусьев, толстая цепь, на цепи — само узилище, из широких, склепанных меж собой полос металла. Дно из листового железа, под которым, при желании мучителей, можно было разжечь костер — с Эадором Нилэндэйлом в свое время так и поступили… Похоже, оптиматы тоже не гнушались подобными изобретениями, даром что эти изобретения были насквозь еретическими.
Клеток на площади стояло много, не меньше дюжины. Они перемежались с виселицами, стационарными тяжелыми колодками и другими замечательными устройствами, которыми феодалы и оптиматская иерархия внушала остальным сословиям незыблемость общественных устоев и любовь к порядку.
— Кого там держали? — Рем перешагивал жителей Зоргау, живых и мертвых. И те и другие взирали на него с ужасом.
Черный плащ с багряным подбоем, черный скимитар и черное же знамя со скалящимся Красным Дэном уже успели стать легендарными. И легенды эти не предвещали адептам Феникса ничего хорошего…
— Ортодоксов из слободки, монсеньор, — ответил вместо брата Мартелла Патрик Доэрти. На людях даже самый ближний круг Аркана предпочитал не забывать про правильные манеры, несмотря на ситуацию. — Женщин и детей. К нашему прибытию слобода была сожжена, бы увидели там следы боя… Дымящиеся развалины, кровь, изрубленные тела и сломанные стрелы — вот что мы там нашли. Орра, мужчины сражались, это точно, достойно сражались! Женщины, видимо, тоже, но… Двадцать семей против всего города? Толпа осадила слободку при поддержке герцогских стражников, силы были слишком не равны. Местные измывались над выжившими, ч-ч-черт… А потом запихали их в эти штуки — на потеху черни. Они швырялись в деток и женщин дерьмом и тухлятиной, орра, какие свиньи… Я бы убил их всех, всех кто не удавил друг друга в этом столпотворении!
Южанин пнул носком сапога ближайшего к нему горожанина — плотного мужчину в парчовой куртке. Брэ и шоссы этого бюргера были насквозь мокрые, он явно обмочился. Скорчившись на земле, среди мертвецов — жертв давки, горожанин прикрывал руками голову, на лице застыла гримаса, выражающая крайнюю степень страха.
— И в чем же чудо? — в отличие от Доэрти, Аркану не хотелось убивать.
Если оформить неясные стремления души Рема в слова, то, скорее всего, Буревестник предпочел бы забрать с собой, в Аскерон, всех, кто не желает жить по скотским законам, а потом — выстроить огромную каменную стену в пятьдесят локтей высотой вокруг избранных земель, чтобы отделить зерна от плевел и агнцев — от козлищ. На башни — поставить гномские аркбаллисты, на куртины — зверобоев с луками и мечами, и убивать всякого, кто попробует нарушить священные границы… Пусть утопают в своем смрадном болоте, пусть живут в дикости и варварстве, умирают от простуды и будут поедаемы вшами…
Но — уже через мгновение Аркан вспомнил Тимоню, вспомнил разговор у моста через Эдари, про гиену и гигиену, и его сердце несколько смягчилось. Не все оптиматы — одинаковые. Если с детства держать человека в одной и той же культурной среде, то он будет считать нормой происходящее вокруг. Нужно как минимум показать ему альтернативу, чтобы судить справедливо… С другой стороны — жители Зоргау видели альтернативу. И убили ее, и посадили в клетку.
— Монсеньор, все ортодоксы, что были в клетках — выжили в давке! Орудия пытки защитили женщин и детей, стальные прутья не позволили толпе причинить им вред! — горячо воскликнул брат Мартелл. — Господь защитил их таким чудесным образом! Оптиматы гибли сотнями, убивали друг друга собственными телами — и нам не пришлось пачкать клинки в их грязной крови… Они покарали себя сами! Верные же — дождались спасения!