Арканум

Лавкрафт заспешил к Кроули, удивляясь своему волнению. Очевидно, чары этого человека были сильнее, чем он ожидал. Чтобы их развеять, он попытался думать о Дювале, но тщетно.

Когда их разделяло три метра, Кроули остановился, Лавкрафт тоже.

— Довольно смело с твоей стороны явиться сюда, — произнес Кроули, не оборачиваясь.

Лавкрафт решил обойтись без церемоний.

— Нам нужна ваша помощь.

Кроули повернул голову. Черные глаза навыкате казались слишком большими для его лица. Сморщенные лягушачьи веки подрагивали от напряжения. Взгляд холодный, как у мертвеца.

— Насчет вас не знаю, а вот тебе определенно помощь нужна, — усмехнулся он.

Держа в руке шляпу, Дойл замер на середине собора Святого Патрика. Знакомый запах перенес его в детство. Он вспомнил воскресные мессы и почувствовал вину за то, что отвернулся от церкви. Но возвращения не будет до тех пор, пока церковь не изменит своего отношения к спиритизму.

Сегодня был вторник, мессу не служили. Впрочем, сейчас Дойлу это было безразлично.

— Сэр Артур! — Из ризницы справа от алтаря появился лысый священник в очках.

— Ваше высокопреосвященство. — Дойл двинулся навстречу Патрику Хейзу, новому архиепископу Нью-Йорка. — Примите поздравления.

Хейз улыбнулся:

— Спасибо. Рад встретиться с создателем моего любимого сыщика.

Они обменялись рукопожатиями.

— Спасибо, что уделили мне время, — сказал Дойл.

— Общение с вами для меня удовольствие. Чем могу быть полезен? — Хейз сдвинул круглые очки на кончик носа. — Неужели решили вернуться на путь истинный?

— Мне не хочется вас разочаровывать, ваше высокопреосвященство, но пока я не готов.

— Очень жаль. — Хейз подвел его к скамье под кафедрой. — И давайте обойдемся без титулов. Высокопреосвященство и так далее…

Они сели.

— Я пришел посоветоваться с вами, — промолвил Дойл.

— По вопросам личного характера?

— Пожалуй, религиозного. И одновременно исторического.

Хейз просиял.

— Разумеется, я готов помочь. Собираете материал для нового романа?

— В общем, да. Меня интересует отношение церкви к «Книге Еноха».

Хейз помрачнел.

— Вы имеете в виду пророка Еноха из Ветхого Завета?

— Да. По мнению некоторых… ученых, в давние времена «Книга Еноха» считалась Третьим Заветом Библии.

— Хм… заверяю вас, католическая церковь относится к этому крайне отрицательно. Время от времени дилетанты-историки заявляют об открытии каких-то античных рукописей, выдавая их за составные части Библии. Но всю подобную литературу отцы церкви отвергли много веков назад, признав апокрифами. Иными словами, в Священное Писание названная вами книга никогда не входила.

— А по какой причине?

— Ну хотя бы потому, что в различных апокрифических книгах утверждается — я говорю не только о названной вами, — что на земле до сих пор обитают диковинные мифические существа. Это, несомненно, вводит мирян в заблуждение.

— Существа, подобные Нефилиму? — уточнил Дойл.

— Нефилим, он же Голиаф, действительно упоминается в Ветхом Завете. Ну и что? Библия не только исторический документ, но и литературное произведение, там повествуется о чудесах и мифических существах, заимствованных из фольклора. Но разве возможно включать сюда материалы, подвергающие сомнению Замыслы Божьи? Разве можно указывать на ошибки Творца?

— А падение Люцифера?

— Вы предполагаете, что это произошло помимо Божьей воли? — спросил Хейз.

— Но в таком случае, почему Он так захотел? — Этот вопрос терзал не только одного Дойла.

— Да, именно, почему? — произнес Хейз, понижая голос. — А потому, что любовь возможна лишь при наличии свободы воли. Отец, властвующий над своими детьми, не позволяющий им развиваться так, как они хотят, выбирать свой собственный путь, — это не отец, а диктатор. Бог хочет, чтобы в основе наших отношений лежал не страх, а любовь. А такое возможно лишь в том случае, если Он позволит нам определять свою судьбу.

— Мой сын, Кингсли, мой старший, который погиб на Сомме…

— Я выражаю вам глубочайшие соболезнования, — промолвил Хейз.

— Спасибо. Так вот, он часто спрашивал меня, почему Бог никогда не проявляет себя. Не поддерживает верующих, не наказывает зло.

— Хороший вопрос. Я отвечаю на него так. Если бы Бог внезапно появился на Пятой авеню во всем Своем Божественном величии, мы бы упали на колени в благоговейном трепете. И моментально стали бы рабами. Разве могло бы как-то быть иначе после свершения подобного чуда? Он не может себе это позволить. Он дает нам свободу воли. Свободу выбора. Мы — Его дети, и Он, как любящий отец, позволяет нам принимать решения.

— А сатана? — спросил Дойл. — Ведь у него тоже есть последователи.

— Земля является полем битвы добра со злом. Да, у сатаны есть определенное влияние, но он не всемогущ, как Бог, который приходит к нам на помощь самым неожиданным образом.

— Ваше высокопреосвященство, — нерешительно сказал Дойл, — вы верите в ангелов?

— Конечно, верю.

— Они здесь, среди нас?

— Да.

— А кто их защищает?

Хейз усмехнулся.

— Совсем наоборот, сэр Артур. Они защищают нас.

Дойл устало прикрыл глаза.

— Ну а если они заблудились и блуждали так долго, что забыли путь домой?

— Сэр Артур, я уверен, Бог никогда бы такого не допустил.