Арканы Мерран. Сбитый ритм (СИ)

- Хм. Думаю, гораздо холоднее, чем в Речном. Мор ведь сюда не докатился, отсиделись в своём священном застенке. Только паломников и пускали, да всё из Зрячих. А им-то вообще по барабану, зараза не липнет. Да и сейчас, сама же видишь, сплошь паломники прутся. Кровь-то, может, и пожиже, да в кошелях погуще. Зато правоверного гонору – ууу…

- Ну… паломники ладно… а народу-то интересно на театр посмотреть!

- Кому? Местным-то? Да щас прям! Вообще не понимаю, почему Дарн сюда двинул. Здесь же зануды все. Апри, Апри, Цитадель, Цитадель… Уж лет сто как город в крови утопили, фрески древние раздолбали, а всё сидят, святош из себя строят, грехи Империи отмаливают. Только такое не отмолишь, будь ты хоть святой, хоть Видящий…

- Великий Апри видит всё. Сейчас дни Открытого Солнца, и он смотрит особенно внимательно, - раздался над ухом голос Курта, театрального священника.

Отто вздрогнул от неожиданности и, судя по гримасе, прикусил язык. Курт - единственный, кого Отто не мог одолеть физически. И, соответственно, с кем Отто не спорил. Никогда.

- О, привет! Да, хорошо, что Полносолнцее уже скоро! – улыбнулась я, судорожно припоминая местные религиозные праздники, - Отто, будь другом, принеси-ка попить, а?

- А? Да! Дадада! Ща! – парень моментально испарился, причём в какую-то из дальних повозок, хотя мог взять и в нашей.

- Вот пострелёныш, порку бы ему хорошую… - пробасил Курт, и вдруг расплылся в улыбке, - а знаешь, Кет, нам может быть оказана честь быть на Полносолнцее в самой Цитадели! Я буду лично... Лично просить. Да… Лично… И побывать в Цитадели непременно надо! Потому что ты, конечно, воспитанница Тмирран, но Туманный храм должен увидеть каждый истинно верующий. Он ведь самый древний в Империи!

- Ух ты! – на всякий случай изумилась я, - какие там наверное… эээ… барельефы…

- Это что! Главное - есть Рассветные Пляски, - хихикнул позади нас Маро, - вот туда бы и правда попасть здорово! Девчонки, говорят, симпатиииичные тут…

Курт протянул руку и взял Маро за шкирку.

- Пляски. Есть. Посвящение. Апри, - сказал преподобный, встряхивая пацана на каждом слове, - Великому Апри, слыхал о таком? Так вот это Ему посвящение! Ему, а не таким разнузданным юнцам, как ты! Я лично прослежу, чтобы ты не покидал театр в эти дни! Напортачишь чего в Цитадели – пожалеешь, что тот монторп тебя не сожрал! Понял?

- Да понял, понял! Пошутить нельзя уже!

- С Плясками! Не! Шутят! Никогда!

- Нет, нет, конечно нет, никто и не думал шутить.

- Курт, остынь! Не все понимают смысл и… эээ… важность древних традиций, - примирительно сказала я, - напомни-ка лучше порядок праздничной службы?

Пока священник распинался про песнопения, алтарные ступени и свёртывание покрывал, я внутренне удивлялась, во что трансформировался древний праздник плодородия. Если верить книгам – всё тем же историческим книгам из библиотечки Халнера - ночь Белого солнца, когда Атум находится ровно за Апри, в культе Духов считалась ночью плотской любви. Вроде как это символизировало мать-землю, что нежится под лучами отца-солнца. Теперь же, для заточённых в монастыри полукровок, ежегодные Пляски превратились в обязанность. Дети от этой ночи, в отличии от других селекционных отпрысков, считались осененными Великим Апри. Их сразу воспитывали, как полноценных граждан, и многие даже становились весьма влиятельными людьми.

Но спорю на что угодно, у бегавших по предрассветному лесу девчонок совсем другое в голове.

-… принять нас. А вот и Озёрный!

- А? Что? – едва не оступилась я.

Пока Маро, пыхтя, скатывал повозку по специальному пандусу, мы с Куртом спустились на площадку, с которой открылся вид на город.

Монторп меня раздери!

Тот, кто придумал брать въездную пошлину сразу после выхода из тоннеля, был тысячу раз прав. Несколько часов пешкодралом под искусственным мёртвым светом – и человек переставал думать о деньгах. Особенно, когда видел перед собой такое.

Заполненное водой, жерло давно умершего вулкана казалось дверью в недра планеты. Дверью, которую занавешивал туман. Его белые полосы извивались и ползли вверх по склону, огромными щупальцами проникая в плоть города, но город явно не чувствовал ни трепета, ни опасности. Зато он чувствовал жизнь. Черно-желтые мостовые облекали ступенчатый клубок домов и скал. Все грани и изгибы покрывал состав, похожий на разводы соли и крови на кожанке после хорошей драки. Вырубленные в скалах дома и лестницы казались чем-то разнородным и единым, как несущееся в атаку войско. Но атака эта захлёбывалась в самой себе, разбиваясь о зелёнь вьющихся растений, что цеплялись за малейшие выступы. Тонкие корни и гирлянды цветов перебирались с балкона на балкон, с крыши на крышу, заточая в изящные кандалы строгие грани камня.