– А порою
Она сняла с пальца кольцо и протянула его Фарреллу.
Кольцо, походившее цветом на только что выпеченный хлеб, было из золота, отлитого в виде толстой, мягкой, сонно свернувшейся змеи с едва намеченной женской грудью. Единственный оставшийся снаружи глаз был продолговат и пуст – надрез, открывающийся во тьму, никогда еще не виданную Фарреллом.
– Оно не волшебное, – сказала Зия, – и никакими полезными свойствами не обладает. Сделать оно ничего не способно – только напоминать тебе обо мне.
– Спасибо, – сказал Фаррелл. Он осторожно надел золотую змею на палец, кольцо подошло – лучше и быть нельзя. Зия вновь обратилась к Бену на своем языке, но он остался стоять к ней спиной. Тогда она кивнула Эйффи, споткнувшейся, едва Джулия отпустила ее, но затем послушно шагнувшей вперед. Зия взяла в ладони пустое, лишенное черт лицо.
– Ну что же, давай посмотрим, – сказала она. – Ты с моим сыном злоумышляла против меня, ты дважды пыталась меня уничтожить, и на второй раз возмечтала похитить мое бессмертие, а это, если вдуматься, пожалуй, наихудший вид святотатства. В добавление к этому, ты попусту тратила твой невеликий, но чудный дар на глупые пакости. Ты повинна в смерти одного человека, и в безумии другого, в которого ты вселила чужую душу; ты нанесла еще горший вред, о котором даже не ведаешь, людям, коих ты ради своей гордыни, ради забавы, ради мести таскала взад и вперед по времени . А от меня ожидают, что я прощу тебя лишь по одной причине – дабы подрадовать подругу, считающую, что если она расскажет мне, как она ненавидит богов, то и получится убедительное ходатайство с ее стороны.
Она опять рассмеялась – негромко, поистине неспособная совладать со смешливостью, приличной одним только смертным.
– До чего же я в самом деле дошла, если таково последнее из деяний, совершаемых мной в этом мире.
К ноге Фаррелла прижалась дрожащая Брисеида. Обернувшись, он увидел, что угла, в котором пряталась собака, больше не существует. Дверь оставалась еще различимой, но снаружи к ней подбирался белый распад. И все больше и больше казалось, что голос Зии исходит из такой же пустоты.
– Дом разваливается, вам здесь нечего делать. Я не смогу защитить вас – если вы умрете, то умрете по-настоящему. Уходите же, уходите сию минуту.
Джулия попыталась что-то сказать, но Зия ей не позволила.
– Девочка остается со мной, я сделаю для нее, что смогу. Чего вы дожидаетесь, прощальных поцелуев? Я покончила со "здравствуй" и "прощай", покончила с этим местом, покончила с вами. Подите прочь из моего дома!
Каждый из них хотя бы раз да оглянулся. Джулия говорила потом, что слышала, как Зия произнесла имя Бена, но к тому времени, когда сам Фаррелл добрался до дверного проема, он едва мог различить и Эйффи в этой комнате, где даже тьма и та себя почти исчерпала. Он еще увидел, как поблескивают на стене две стальные гравюры и глупо подумал:
Они и не нашли бы его, но их вела Брисеида. Они бежали, стараясь не отставать от ее помахивающего серого хвоста, громко перекликаясь, чтобы не потерять друг друга; и хотя собака мчалась вперед с неправдоподобной уверенностью, ей то и дело приходилось петлять и петлять, ибо безмолвный ветер забвения вырывал из под ее лап этажи и лестничные пролеты. Один раз Джулия удержала Фаррелла, шагнувшего в полную пустоту, и один раз, на крутом спуске ему пришлось нести на руках Бена.
Свернувшаяся колечком змея мерцала у него на пальце, испуская подобие собственного света, но помощи Фаррелл, тыкавший ею в клубящееся со всех сторон забвение и постанывавший: "Изыди, рассыпься и дай нам жить", – решительно никакой не дождался.