Архангельские былины и исторические песни, собранные А. Д. Григорьевым. Том 2

А-й как доселева Резань бы слободой слыла,
А-й уш как ноньче Резань да словёт городом.
Да во той жа во Резани, славном городе,
Веть тут был жыл Микитушка да Романовиць;
5. Живуцись-то Микитушка да состарылса,
Да состарылса Микитушка, представилса.
Оставалась у Микитушки молода жона,
Молода-де жона — да любима семья.
10. Цядо милоё, цядышко да любимоё,
Ишша на́ имё Добрынюшка Микитиць млад.
Стал Добрынюшка на улоцьку похаживать
Да со малыма рибятками да поигрывать;
Науцилса наш Добрынюшка ноньце боротисе,
15. Ишше стал наш Добрынюшка со крутой бросать[148]

.А-й со крутой-то бросат<ь>, да фсё побрасывать —
Да не стало Добрынюшки поединьшицька,
Да не стало бы Добрыни да супротивницька.
Ишша стал наш Добрынюшка на во́зросте,
20. Да как ясной-от сокол да на во́злете.
Да не стало Добрынюшки поединьшицька,
Да не стало Добрынюшки сопротивницька.
Да прошла бы тут славушка великая
Да по фсей бы земли, по фсей фселеною.
25. Говорыл-то Добрыня матушки родимою:
«Уш ты ой еси, матушка родимая!
Уш ты дай мне бласловленьицо да великоё
Ишше съездить бы мне да во цисто полё
Да на тихия заморьския вёшния за́води
30. Да стрелеть-то гусей, белых лебедей,
Ишша маленьких перистых серых утицей».
Да дала ему матушка бласловленьицё
Со буйной головы да до сырой земли
Ишша съездить ему да во чисто полё
35. Да на тихия заморьския вёшныя заводи
Да стрелеть бы гусей да белых бы ле́бедей,
Ишша маленьких перистых да серых утицей.
Ишша тут-то она ему наказыват,
Да наказыват ему матушка наговарыват:
40. «Уш ты ой еси, моё да цядо милоё,
Цядо милоё, цядышко любимоё!
Ты поедёшь бы нонь по цисту полю,
По тому жа бы роздольицу широкому,
Ты наедёшь как на поле-то старого;
45. Не доежжай до старого, да ты с коня слезай,
Ты с коня бы слезай да ниско кланейсе!»
Да пошол тут Добрынюшка на конюшын двор,
Ишша брал он сибе да коня доброго,
Ишша брал бы, уздал да коня доброго:
50. Да накладывал бы уздицьку фсё тосмянную,
Да накладывал седелышко церкальскоё,
Он застегивал двенаццеть тугих потпругоф,
Как тринаццату тенул церес хребётну степь, —
Да не ради бы басы, да ради крепости,
55. Ишша ради опору да молодецького:
Не оставил доброй конь бы да во чистом поле,
Не заставил бы ходить да ф поле пешого.
Только видели Добрыню, как коня седлал,
Как коня бы он седлал да ф стремена ступал;
60. А не видели поески молодецькоей,
Только видят: ф поле курева стоит,
Курева бы стоит да дым столбом валит.
Да уехал Добрыня да ко синю морю
Да на тихия заморьския вёшныя заводи
65. Да стрелеть-то гусей да белых лебедей,
Ишша маленьких перистых серых утицей.
Да прошла бы-де славушка тут великая
Да по фсей бы земли, по фсей бы фселенною.
Дошла славушка до города до Мурома
70. А-й до старого казацька до Ильи Муромьця.
А-й у старого казака у Ильи Муромца
Ишша плеци могуци росходилисе,
Ишша ясныя оци да помутилисе,
Да ретивоё се́рцё роскипелосе.
75. Да пошол бы Илеюшка да на конюшын двор;
Ишше брал бы уздал да коня доброго:
Да накладывал уздицю фсё тосмянную,
Да накладывал седёлышко церкальскоё,
Он застегивал двенаццеть тугих тут потпругоф,
80. Да тринаццату тенул церес хребётну степь, —
Да он не ради басы, да ради крепости,
Ишша ради опору богатырьского:
Не оставил доброй конь бы во чистом поле,
Не заставил бы ходить ф поле пешого.
85. Обуздал он, опседлал да коня доброго,
Он лёкко-скоро скакал да на добра коня,
Поежжал наш Илеюшка во чисто полё.
Только видели его, да как коня седлал,
Как коня бы он седлал да ф стремена ступал;
90. Да не видят поески молодецькоей,
Да не видят-ли поступки лошадиноей;
Только видят: во чистом поле курева стоит,
Курева бы стоит — да дым столбом валит.
Да поехал Илеюшка по чисту полю;
95. Приежжал во Резань горот Великою,
Приежжал он к Омельфы да к широку двору,
Приежжал бы веть он да фсё к окошоцькам;
Закрыцял-зазыцял он громким голосом.
Услыхала тут Омельфа да Тимофеёвна,
100. Услыхала она да богатырской крык.
Перепа́ласе Омельфа Тимофеёвна:
У ей резвыя ношки да подломилисе,
У ей белыя-те ручушки приопалисе,
Ретиво-то серьцё да приудро́гнуло,
105. Красота у ей в лице да измениласе
Подходила Омельфа под окошечко,
Отворяла окошецька немножечко.
Говорыл бы старой казак Илья Муромець:
«Уш ты ой еси, Омельфа Тимофеёвна!
110. Ты давай-ко-се мне да такова борьца,
Ишша на́ имё Добрынюшка Микитиця!»
Отвецяла тут Омельфа Тимофеёвна:
«Как Добрыни у мня в доме да не слуцылосе:
Да уехал Добрынюшка да во чисто полё
115. Да на тихия заморьския вёшны на заводи
Да стрелеть бы гусей да белых лебедей,
Ишша маленьких перистых серых утицей!»
Да ишша бы Омельфа да слово молвила:
«Уш ты ой еси, старой казак да Илья Муровець,
120. Илья Муровець ты да сын Ивановиць!
Ты наедешь моего чада да на чистом поле,
Не изволь ты его нонь скоро сказнить,
Ты моги ж его ноньце помиловать...
Не ослези моё вдовиноё подворьицо!»
125. Да не много тут Илеюшка розговарывал,
Поворачивал своёго коня доброго
Да поехал бы Илеюшка да во цисто полё.
Только видели Илеюшку — под окном стоял;
Да не видели поески богатырскою,
130. Только видят: ф цистом поле курева стоит,
Курева бы стоит да дым столбом валит.
Приежжал бы Илеюшка ко синю морю;
Выходил бы Илеюшка на круту гору,
На круту-ту он гору́ на высокую;
135. Ишше брал он трубоцьку да подзорную,
Да подзорную трубоцьку дальнёвидною;
Ишше зрил бы, смотрел да во чисто полё
Да на фсе же на цетыре разны стороны.
Да завидял Илеюшка во чистом поле,
140. Ишша ездит наезник да на добром коне,
Ишша ездит наезник, потешаицьсе,
Небылы́ма словесами похваляицьсе:
Он кинать бы веть палоцьку боёвою,
Высоко бы ей да фсё вы<о>збрасыват,
145. Высоко он бросат ей по поднебесью,
Он правой-то рукой да сам подхватыват
Да к боёвою палки сам да прыговарыват:
«Ишша как бы я, палоцька, нонь тобой владел,
Ишша так бы мне владеть Ильей Му́ромьцём!»
150. Да приехал Илейка да блиско-наблиско,
Закрыцял-зазыцял он громким голосом:
«Уш полно те ездить да потешатисе
Да пустыма словесами да похвалятисе!»
Да поехали богатыри на добрых конях,
155. Да розъехались они да на тры попрыща;
Да давали они попрышшы по тры версты.
Они съехались богатыри, поздоровались,
Поздоровалисе они палками боёвыма, —
Да от рук их палоцьки загорелисе:
160. Они тем боём друг друга они не ранили,
Ишше не дали раноцьки да кровавою
Да кровавой бы раноцьки к ретиву серьцю.
Да рубилисе сабельками вострыма, —
У их вост(р)ыя сабли фсё исшшорбалисе:
165. Они тем боём друг друга не ранили.
А-й кололисе они копьима булатныма, —
По насадоцькам копьиця свернулисе:
Они тем боём друг друга они не ранили,
Они не дали раноцьки кровавоей
170. Да кровавой бы раны да к ретиву серьцю.
Да тенулисе тягами они жалезныма
Церес те жа церес грывы лошадиныя, —
Да жалезныя тяги да роспоялисе.
Соходили на матушку да на сыру землю
175. Да плотным бы боём они рукопашкою,
Да боролисе они да вёшной день до вечора —
По колен-то фтоптали матушку-сыру землю.
Ишша день-от идёт, братцы, да ко вечеру;
Красно солнышко катилосе да ко западу,
180. Да ко западу катицьсе — да ко закату.
Да по Божьей-то было как по милости,
По Добрыниной-то было фсё по уцести,
У Илейки права ножецька подломиласе,
Ишша лева ручка да скользенуласе:
185. Ишша зброси́л его Добрыня да на сыру землю.
Да садилса Добрыня да на белы груди,
Да ростегивал пугофки вальянския[149],
Да хотел бы пороть да груди белыя,
Да хотел бы смотреть да ретиво́ серцо.
190. В завети́*-то[150] рука да застояласе,
Говорыл тут Добрыня таково слово:
«Уш ты ой еси, удалой да доброй молодець!
Уш ты коёго города да коей земли?
Уш ты коей бы сибирской да украины?
195. Ты какого отьця да какой матушки?»
Отвецял ему старой казак Илья Муромець:
«Кабы был, кабы жыл я на белых грудях,
Я не спрашивал бы не имени, бы не вотцины,
Я не спрашивал не роду бы, не племени,
200. Не отецесьва я бы, не молодецесьва —
Я порол бы твои да груди белыя,
Я смотрел твоё да ретиво серцо!..»
Вынимаёт Добрыня да свой булатной нош,
Да сидит у Илеюшки на белых грудях,
205. Ишша хоцёт пороть да груди белыя
Да смотреть у его бы да ретиво́ серьцё.
Да в локтю-ту бы рука да застояласе,
Говорыл тут Добрынюшка таково слово:
«Ты скажысь-ко-се, удалой да доброй молодець!
210. Уш ты коего ты города да коей земли?
Уш ты коей же сибирской украинки?
Ты какого отьця да какой матушки?»
Отвецял ему Илеюшка таково слово:
«Кабы был, кабы жыл я на белых грудях,
215. Я порол бы твои да груди белыя,
Я смотрел твоё бы да ретиво́ серцо,
Я не спрашывал бы не имени, не вотцины,
Я не спрашывал не роду бы, не племени,
Не отецесьва я, не молодецесьва —
220. Да порол бы твои да груди белыя,
Я смотрел твоё бы да ретиво серьцо!»
Да сидит бы Добрыня да на белых грудях,
Да хотел бы пороть да груди белыя,
Да хотел бы смотреть да ретиво серцо.
225. Да в плеце-то рука да застояласе,
Говорыл тут Добрынюшка таково слово:
«Ты скажысь-ко-се, удалой доброй молодець!
Уш ты коего ты города, коей земли?
Уш ты коей бы сибирскоей украинки?
230. Ты какого бы отьця да какой матушки?»
Отвецял тут старой казак да Илья Муровець:
«Я того же веть города фсё Мурома,
Да зовут-то меня да фсё Иле́йценком!»
А скакал тут Добрыня да на резвы ноги,
235. Ишша брал он Илеюшку за белы руки,
Поднимал он Илеюшку на резвы ноги,
Ишше сам он говорыл да таково слово:
«Уш ты ой еси, старой казак да Илья Муромец,
Илья Муровец ты да сын Ивановиц!
240. Ты прости-ко-се миня да во первой вины,
Ты прости-ко-се миня да виноватого!»
Ишша тут они крестами да фсё побратались,
Ишша братьеми они да поназва́нелись;
Да Добрынюшка-та стал да ноньце млатшой брат,
245. А Илеюшка-та стал да фсё за старшого.