Архангельские былины и исторические песни, собранные А. Д. Григорьевым. Том 3

А во стольном было городи во Киеви
А тут жыл-был Добрынюшка Микитиц млад.
А т(ут) он задумал где ехать во чисто полё,
Он веть стал просить у маменьки благ

ословленьиця:5. «Уш ты ой еси, маменька родимая,
Ты чесна вдова Омельфа Тимофеёвна!
Уш ты дай мне-ка, маменька, благословленьицо
Мне-ка съездить добру молоцьцю во чисто полё».
А даёт ёму маменька благословлень(и)цё.
10. А тут стал где Добрынюшка снарежатисе,
Поскоре того Никитиц стал сподоблятисе;
Он и стал своей жоны ноньче наказывать,
Он наказыват ей, крепко наговарыват:
«Ты жыви, жона Настасея, первы пять лет,
15. А жыви, жона Настасея, фторы пять лет,
А жыви, жона Настасея, третъи пять лет;
А пройдёт тому времени пятнаццэть лет,
А не будёт как Добрынюшки ис чиста поля, —
А ты тогда хоть, Настасея, вдовой жыви,
20. Хоть вдовой жыви, Настасея, хош замуш поди;
Хош за князя ты поди, хош за боярина,
За купьця хоть ты поди гостя торгового,
Хош за руського за сильнёго богатыря, —
А не ходи ты за Олёшу сына Поповича,
25. За Добрынина большого неприятеля!»
А тут поехал Добрынюшка во чисто полё.
А много-мало тому времени минуицьсе,
А жывёт жона Настасея тут первы пять лет,
А жыла жона Настасея фторы пять лет,
30. Прожыла жона Настасея третьи пять лет,
А как выступило летичько на шошнаццато, —
А как нет фсё Добрыни ис чиста поля,
На Настасеи сватовья стали сватацьсе;
Стали сватацьсе на ей веть князи-бояра,
35. Уш как те же купчи-гости торговые,
А ишше руськия сильния богатыри.
А не йдёт она за князя, за боярына,
А не йдёт и за купьця-гостя торгового
А за руського сильнёго богатыря.
40. А стал свататьсе Олёша сын Поповичь-от.
А не йдёт она за Олёшу и за Поповичя.
Приневаливат ей богоданна-та родна матушка
А чесна вдова Омельфа Тимофеёвна.
А во ту где-ка пору и во то время
45. По тому где-ка городу-ту Киеву
А проехал тут старой казак Илья Муромець.
Он ехал старой казак ис чиста поля,
Он и сам говорил, стары, таково слово:
«Уш я видял во поли чюдо чюдноё,
50. Чюдо чюдноё я видял, диво дивноё,
Диво дивноё я видял, тело белоё,
Тело белоё я видял молодечькоё,
Тело молода Добрыни сына Микитичя;
Уш как ро́том у Добрынюшки трава росла,
55. А глазами у Добрынюшки чветы чьвели!»
А во те поре Настасья-лебедь белая
А пошла где она нонь во замужесьво
За того она Олёшу сына Поповича.
А сёгодни-не (так) у их да, верно, свадьбы быть;
60. А ушли они топерице ко Божьей черкви,
А прымать они пошли ноньче Божьей закон.
А во ту где-ка пору и в то время
По тому где-ка городу-ту Киеву
А по той же по улочьки шырокое
65. А идёт тут калика перехожая
Она прямо г Добрынюшки на шырокой двор.
Проходя идёт калика на красно крыльцо,
Проходя идёт калика по новым сеням,
Проходя идёт калика в нову горницю;
70. Говорила тут калика таково слово:
«Уш ты здрастуй, Добрынина родна маменька
А чесна вдова Омельфа ты Тимофеёвна!
У вас ’де же Добрынина молода жона
А веть та где Настасья-лебедь белая?
75. А ф пиры ушла але беседушки?
Але она ушла нонь во замужесьво?
Але ей топе́ре в жывоти́ нету?..»
Говорит тут Добрынина родна маменька
А чесна вдова Омельфа Тимофеёвна:
80. «Уш ты ой еси, калика перехожая!
А как та где Добрынина молода жона
А ушла она где ноньче во замужество
За того она Олёшу сына Поповича;
А ушли они топере ко Божьей церкви,
85. Ко Божьей черкви, к Олёши на шырокой двор!»
Говорит тут калика перехожая:
«Уш ты ой еси, Добрынина родна маменька,
Ты чесна вдова Омельфа Тимофеёвна!
Уш ты дай мне Добрынина платья цветного
90. А сходить мне к Олёшеньки на свадёпку!»
А на то где Омельфа-та ослушалась,
Не выносит калики платья цветного;
А сама говорит да таково слово:
«Уш ты ой еси, калика перехожая!
95. У Олёшеньки свадьба идёт строгая:
У ворот у Олёши прыворотники,
У дверей у Олёшеньки прыдверники, —
Не пропустят калики на шырокой двор!»
Говорыт тут калика-та во фторой рас:
100. «Уш ты ой еси, Добрынина родна матушка,
Ты чесна вдова Омельфа Тимофеёвна!
Уш ты дай мне Добрынина платья цветного,
Не хорошого мне платья, — хош дай по-среднёму!»
А на то где Омельфа не ослушалась,
105. Выносила ёму да платья цветного.
Да брала тут калика платьё чьветноё,
Надевала калика платьё чьветноё;
Одеват тут калика, приговарыват:
«А замолода платьицё завожоно,
110. А на старость верно — платьё прыгодилосе!»
Э говорыт тут калика таково слово:
«Уш ты ой еси, Добрынина родна маменька
А чесна вдова Омельфа ты Тимофеёвна!
Уш ты дай мне Добрыниных звоньчятых гуслей;
115. Мне сходить нать к Олёшеньки на свадёпку,
Посмотреть у Олёши нать молоду жону,
Какова у Олёши молода жона;
Есле весёла она, да мы роспе́чалим,
А печальня она, ей прирозвеселим!»
120. А на то где Омельфа не ослушалась,
Выносила калики звоньчяты гусли.
А тут брал-де калика звоньчяты гусли,
Он положыл веть гусли под леву полу, —
Он пошол-де к Олёшеньки на свадёпку.
125. А приходит к Олёшину к шыроку двору —
У ворот у Олёши прыворотники:
Не пропустят калику на шырокой двор...
Вынимал тут калика тры златых деньги,
Оддавал тут калика прыворотникам —
130. Пропустили калику на шырокой двор.
У дверей у Олёши фсе прыдверничьки:
Не пропустят калики в нову горницу.
Вынимал тут калика три златы деньги —
Пропустили калику в нову горницю.
135. Ишше злы у Олёшеньки весёлы гости:
Не пропустят калики среди горници.
Вынимал тут калика три златых деньги,
Оддавал тут калика весёлым гостям, —
Пропустили калику среди горничи.
140. Проходила калика среди горничи,
А садилась калика среди горничи,
Ише склала калика ноги под жопу.
Вынимал тут калика звоньчяты гусли,
Заиграл тут калика в звоньчяты гусли,.
145. А играл тут калика жалко-жалосно.
А тут князь-ёт Владимер был веть тысичьким,
А кнегина-та Опраксея большой сватьюшкой,
А стары-ти казак был болъшой друшкою.
А тут княз-ёт Владимер призадумалса,
150. А кнегина-то Опраксея росплакалась,
У Олёши молода жона запечалилась.
Говорит тут Владимер стольнекиевской:
«Уш ты ой еси, Олёша сьш Поповичь млад!
Ты налей-ко-се чяру зелена вина,
155. Ты подай-ко-се калики перехожое
Для того ей для Добрыни сына Микитичя!»
А на то где Олёша не ослушалса,
Наливал он где чяру зелена вина,
Подавал он калики перехожое.
160. А ставал тут калика на резвы ноги,
Прынимал ету чяру единой рукой,
Выпивал ету чяру к единому духу,
А садилса опять он среди горьници.
А играл тут калика в звоньчяты гусли,
165. А играл тут калика пуще старого,
Пуще старого играл он жалко-жалосно.
А кнегина-та Опраксея росплакалась,
Говорила тут кнегина-та Опраксея:
«А давно етих гуслей да мы не видали,
170. Мы давно етой игры ноньче не слыхали
Посли того где Добрыни сына Микитичя».
Говорит тут Владимер-княсь стольнекиевьский:
«Уш ты ой еси, Олёша сын Поповичь млад!
Ты налей-ко-се чяру пива пьяного,
175. Ты подай-ко калики перехожое
Для того ей для Добрыни сына Микитичя!»
А на то где Олёша не ослушалса —
Наливал он где чару пива пьяного,
Подносил он калики перехожое,
180. Тут ставал где калика на резвы ноги,
Выпивал ету чярочьку фсю досуха,
А садилса опять он среди горьничи.
Он играл-де калика в звоньчяты гусли, —
А играл он калика пуще старого,
185. Пуще старого играл он жалко-жалосно.
Говорит тут стары казак Илья Муромечь,
Говорил тут Илеюшка таково слово:
«Уш ты ой еси, Олёша сын Поповичь млад!
Ты здорово женилса, тибе не с ким спать!»
190. Говорил тут Владимер княсь таково слово:
«Уш ты ой еси, Олёшенька сын Поповичь млад!
Ты налей-ко-се чяру мёду слаткого,
Уш эту-ту чярочьку жоны оддай;
А подаст она калики перехожое
195. Для того она Добрыни сына Микитичя!»
А на то где Олёшенька не ослушалса,
Наливал он чяру мёду слаткого,
Он велел ету чярочьку жоны подать.
А брала тут Настасья чяру мёду слаткого,
200. Подносила калики перехожое.
А ставал тут калика на резвы ноги,
Принимал он калика чяру мёду слаткого,
Выпивал ету чярочьку фсю досуха.
Он снимал со правой руки злачон перстень,
205. Он спускал где-ка перстень в эту чярочьку,
Подавал он Олёшыной молодой жоны.
А брала тут Олёшына молода жона,
Вынимала ис цяроцьки злачён перстень
А наложила перстень на праву руку;
210. А скакала она тут на резвы ноги,
А пошла тут она где из застолья вон.
Выходила она да среди горничи,
Она падала Добрынюшки во резвы ноги,
Она сама говорыла таково слово:
215. «Ты прости меня, Добрыня, во первой вины!»
А тут брал ей Добрыня за белы руки,
Чёловал он в уста ей во сахарные:
«Во первой вины, Настасья, тибя Бох простит!»
А пошол он веть тут ис светлой грыни.
220. А скакал тут Олёша на резвы ноги,
А хватил он со спичьки саблю вострую, —
Он и хочот казнить ёму буйну голову.
Говорит тут стары казак Илья Муромечь:
«Уш ты ой еси, Олёшенька Поповичь млад!
225. Уш как я-то бы нонь веть — не тибе чота,
226. Уш как был у мня Добрыня на белых грудях!..»