Архангельские былины и исторические песни, собранные А. Д. Григорьевым. Том 3

№ 305. Отъезд Добрыни и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича. Текст зависим от книги. С местной традицией связаны лишь отдельные формулы и второстепенные подробности; важнейшие сюжетообразующие мотивы восходят к обонежским редакциям сюжета (подробнее см.: Указ., 12, № 41). Кроме этой былины Григорьев ничего от Табуева не записал, упомянув, что он «умеет рассказывать» еще две старины, в том числе про Ставра — сюжет, практически забытый на Мезени.

№ 306. Хотен Блудович. Типовой вариант местной редакции сюжета; по композиции и набору эпических формул близок к № 373, уступая ему в детализации повествования. Сказитель придерживается традиционного формульного стиля, умело строит отдельные стихи и тирады, охотно пользуется повторами. В тексте немало лексических архаизмов («портишшо» — в старом значении этого слова; «ратовишше» и др.). Эпитет «чара зелена» появился в результате неудачного усечения формулы «чара зелена вина». В ст. 197 чрезмерное внимание к особенностям произношения привело собирателя к искажению смысла фразы (Хотен «сражалсэ в красен Киев-град» вместо «сряжался»).

№ 307. Василий Буславьевич. Контаминированный текст, в котором первый сюжет о Василии Буслаеве изложен фрагментарно: не описываются пир-братчина, кулачный бой на мосту через Волхов, столкновение Василия с крестным отцом. В то же время оба мезенских варианта (см. также № 322) насыщены оригинальными бытовыми деталями (новгородцы угрожают отравить Василия; вино для гостей богатырь целыми бочками закупает в кабаке). Оба сказителя с юмором описывают, как новгородцы всемером принимаются за богатырскую чару с вином и вдесятером выпивают ее. Упоминание Рязани в начальных стихах — механический перенос из былин о молодости Добрыни (горожане последовательно именуются новгородцами). Рассказ о поездке Василия в Иерусалим дан в обычной для Мезени редакции, но одна деталь уникальна и знаменует собой неотвратимость трагической развязки: когда приходит черед Василия прыгать, «высоко камень признимаицсэ».

№ 308. Наезд на богатырскую заставу и бой Подсокольника с Ильей Муромцем. Один из наиболее цельных и полных вариантов былины. В деталях повествования он примыкает к другим нижнемезенским записям (богатыри свистом подзывают своих коней; противника они называют «супостат велик»; завидев Подсокольника, свистят и ревут, подобно Соловью-разбойнику). Другие оригинальные подробности данного текста отмечались по всей Мезени (состав богатырской заставы; признание Алешей и Добрыней превосходства их противника — «не моя чета, не моя верста» и др.). Сознавая опасность предстоящего поединка с Ильей, Подсокольник отпускает «охоту»; этот мотив в архангельско-беломорских записях редок. Выразительные гиперболы использованы в описании боя богатырей и расправы Ильи с соперником. В отличие от большинства мезенских вариантов в былине нет сцены убийства матери Подсокольником, а с его предысторией связаны лишь две лаконичные фразы.

№ 309. Дунай. В данном варианте Дунай изображен как бывший слуга «короля ляховинского», после поединка он легко узнает Настасью-королевичну. Некоторые оригинальные подробности совпадают с № 367 и особенно с № 377 (на ископыти богатырского коня подписана «подпись со югрозою», на лбу младенца — подпись, свидетельствующая о его воинских качествах; Настаья-поляница попадает стрелой Дунаю в правый глаз, а тот ответным ударом вышибает ее из седла; использован не характерный для северо-восточной традиции и обычный в Прионежье эпитет «тихие Дунай»). «Походочка повинная» — фонетическая вариация традиционного эпитета «походочка павиная» (ср. № 345 и др.).

№ 310. Бой Добрыни с Дунаем. В тексте четко реализуется идейно-художественный замысел создателей былины: справедливый гнев Добрыни, поддержанный авторитетом Ильи Муромца и «великим судом» князя Владимира, вызвала хвастливая надпись на шатре Дуная. Смысловая доминанта заключена в краткой и выразительной формуле: «Нам боецьсе угроз дак богатырьскиех — нам нецёго ездить во полё поляковать» (ср. №№ 321, 341). Типичные для мезенской традиции поэтические образы использованы сказителем для того, чтобы передать постепенную потерю захмелевшим Добрыней контроля над собой, для описания «развоёванного шатришка» Дуная.