Архангельские былины и исторические песни, собранные А. Д. Григорьевым. Том 3

Що во стольнём было во городи да во Киеви
Да у ласкова князя у Владимёра
Заводилось пированьицё, почесьён пир,
Да про тех же богатырей могуцих-е,
5. Да про тех полениц да приудалых-е,
А про тех же купцей-гостей торговых же,
Да про фсех-то хресьянушок прожытосьних.
Да и фсе на пиру да напиваюцьсэ,
Да и фсе на цесном да наедалисе;
10. А и фсе на пиру да приросхвастались:
А и глупой-от хвастаёт родной сёстрой,
Неразумной-от хвастат да молодой жоной,
Да и умной похвастал старой матушкой.
Княсь Владимёр по горёнки похажыват,
15. А козловы сапоги да принаскрыпывают,
А серебряными латами да принабрякиват,
Да злаченыма перснеми да принашшалкиват,
Ишше сам таки реци да выговариват:
«Уш вы сильни-могуци да фсе богатыри,
20. Уш вы те же купци-гости торговые,
Уш вы фсе же хресьянушки прожытосьни!
Уш вы фсе у нас в городи нонь поженёны,
И красны девушки фсе взамуш повыданы, —
Один я князь Владимер как холост хожу,
25. Я холост-от хожу да нежонат слову.
Вы не знаете ле мне да хто обручьници:
Щобы ростом велика да как лицём бела,
У ей черны-ти брови — да два как соболя,
У ей ясны-ти оци — два как ясны сокола,
30. Да походоцька у ей была павиная,
Тиха рець у ей была бы да лебединая,
Да статным бы она статнёшенька?..»
И-за той же скамейки да белодубовой
Выставал тут Добрынюшка Микитиц-свет.
35. Он и сам говорыл да таково слово:
«Уш ты ой княсь Владимёр да стольнекиевской!
Ты позволь мне тако да слово молвити,
Не моги миня за слово скоро казнить,
Ты скоро миня казнить, скоро повесити!»
40. Говорит княсь Владимёр да стольнекиевской:
«Уш ты ой еси, Добрынюшка Микитиц-свет!
Говори-тко, Добрыня, що тебе надобно!» —
«Що и ес<т>ь во цистом поле глубок подгрёп,
Засажон тут Дунаюшко Ивановичь.
45. Он и ездил Дунаюшко по фсей земли, —
Не можно ли ёго выпустить на белой свет?
Да не знат ле он тебе супротивници?»
Говорит тут князь Владимер да стольнекиевской:
«Поежжай-ко, Добрынюш(к)а Микитиц-свет,
50. Ты вези-тко Дунаюшка Ивановица!»
Тут поехал Добрынюшка Микитиц-свет
А за тем же за Дунаём за Ивановицём,
Он привёс ёго ко князю да ко Владимёру.
Он садил его да за обраной стол,
55. Подавал ему цару да зелена вина,
Он и сам у Дунаюшка выспрашывал:
«Ты не знаш-ле мне да как обручницы:
Щобы ростом велику да мне лицём белу,
И черны-ти брови у ей да два как соболя,
60. А ясны-ти оци да как два сокола,
А походоцька у ей была бы павиная,
Тиха рець бы у ей была лебединая,
А статным бы статна она, статнёшенька?..»
Воспроговорит Дунай да сын Иванович:
65. «Уш ты ой князь Владимёр да стольнекиевской!
Ты позволь мне тако же да слово молвити,
Не моги меня за слово скоро казнить
И скоро меня казнить, скоро повесити.
Ес<т>ь во далечём, далечём да во цистом поли
70. Там стоял же шатёр да бел полотт

янной,Там жывёт во шатри Михайло Ильиц-от-свет,
У ёго ес<т>ь молода жона да Василиста Викулисьня;
Она ростом велика да и лицём бела,
У ей черны-ти брови — два как соболя,
75. У ей ясны-ти оци — два как сокола,
Да походоцька у ей была павиная,
Тиха рець же у ей да лебединая!..»
Тут проговорит князь Владимёр да стольнекиевской:
«Уш ты ой есь, Дунай да свет Ивановиць!
80. Уш ты как же у жива мужа хош жону отнеть?»
Воспроговорит Дунай да сын Ивановиць:
«Уш ты ой князь Владимёр да стольнекиевской
Созовём мы ёго да на поцесьён пир,
Напоим мы вином ёго допьяна;
85. И он же жоной да приросхвастаицсе;
Мы тогда на ёго накинём службу цяжолую:
Мы отправим ёго да во цисто полё
За лютым-то зверышшом — да за Буянишшом».
Согласилсэ Владимер да стольнекиевской
90. А на те же на реци да Дунаёвы;
Отправлял тут Дунаюшка Ивановица,
Отправлял же ёго да во цисто полё
А за тем же Михайлом Ильицём же свет.
Тут приехал Дунаюшко ко белу шатру,
95. Заходил тут Дунаюшко во белой шатёр,
Тут кланялса Дунаюшко низёхонько:
«Ты по имени Михаило Ильич же свет!
Тибя звал-поцитал княсь Владимёр на поцесьён пир».
Тут и стал же Михайло срежацьсе на поцесьён пир:
100. Омываицьсе свежой водой ключа́вою,
Оптираицьсе тонким белым полотеньцём же.
Отправлят ёго Михайла молода жона
И сама же ёму да наговарыват:
«Ты поедёш, Михайло, на поцесьён пир,
105. Ты не пей зелена вина допьяна,
Ты не хвастай же, Михайло, мной веть там:
Если ты будёш хвастать, жывому не быть!»
Тут поехал Михайло на поцесьён пир
И к тому же ко князю да ко Владимёру.
110. Тут приехали ко князю да ко Владимёру.
Тут выходит веть князь да на белы сени,
Он берёт же ёго за руку за́ праву,
Он садит же ёго да за дубовой стол,
Оддават же ёму да три веть местицька:
115. «Ишше перво-то местицько по<д>ле́-т[52] князя,
А ишше фторо-то местицько — супротиф князя,
А ишше третьё-то местицько — куды сам похош!»
Тут садилса Михайло супротиф князя.
Наливал ёму княсь Владимёр цяру зелена вина,
120. Подносил тут Михайлу Ильицю же свет
И сам говорил ёму таковы слова:
«Уш ты пей-ко, Михайло, цару фсю до дна!»
Уш выпил Михайло цару фсю до дна,
Тут стал же Михайло весь пьян ставать
125. И тут же жоной да приросхвасталсе:
«Есь у мня веть дома да молода жона,
Що негде такой красавицы не обышшыцьсэ!»
Говорыл князь Владимёр таковы слова:
«Уш ты ой еси, Михайло Ильиц ты свет!
130. Я накину на тебя службу не малую,
А не малую служопку, не великую:
Тебе съездить Михайлу во цисто полё
За тем же за лютым зверём-кабанишшом
И вести тебе люта зверя-кабанишша ко мне;
135. Мы тогда веть уш съездим да за твоёй молодой жоной,
И тогда у нас поведецце пированьё-столованьё немало же!»
Ишше тут же Михайло закручинилсэ,
Он пове(си)л свою буйну головоцьку:
«Говорила мне веть молода жона,
140. Що по имени Василиста да доць Викулисьня —
Не велела мне-ка пить да зелена вина.
Не послушал я свою молоду жону!..»
Тут поехал Михайло во цисто полё.
Тут выходит Василиста да на красно крыльцё
145. И видит: Михайло едёт не по-старому,
Не по-старому едёт да не по-прежному:
Он повесил свою буйну головоцьку,
Потопя же оци ясны да в мать сыру землю.
Говорила Василиста да доць Викулисьня:
150. «Уш ты що же, Михайло, запечалилсэ,
Запечалилсэ, Михайло, закручинилсэ?»
Отвецял тут Михайло молодой жоны:
«Уш ты ой еси, моя да молода жона,
Ты по имени Василиста да доць Викулисьня!
155. Приказал мне князь съездить да во цисто полё
А за тем же лютым зверём кабанишшом;
Я слыхом не слыхал про ёго и видом не видал;
Уш я где буду брать люта зверя-кабанишша,
Уш я как буду имать ёго во белы руки?»
160. Говорила ёму своя молода жона:
«Я даю тибе скакунка; спусти — и он о́пскацёт;
Я даю ревунка — да он вет<д>ь обревёт;
Я даю тибе товда да как шолкоф арг<к>ан:
Ты тогда потходи да посмеле к ёму,
165. Ты вяжи-ко-се ёго да на шолкоф арг<к>ан, —
Ты веди ёго ко князю да ко Владимёру!
Ты тогда не вались с им некуды же спать,
Если ты повалиссе, тибе жывому не быть!»
Тут поехал Михайло во цисто полё
170. За тем же лютым зверём-кабанишшом
И завидял люта зверя во цистом поли.
Он и тут же весьма да приужакнулса.
Он спускал скакунка — да скакун опскоцил;
Он спустил ревунка — да ревун обревел.
175. И тогда люто зверишшо ослушалось[53].
Соходил тут Михайло со добра коня,
Подходил же к люту зверю-кабанишшу,
Он вязал же ёго да на шелкоф арг<к>ан, —
Он отправилса ко князю да ко Владимёру.
180. Накатилась на ёго да сон-дрёмотоцка;
Повалилсэ он да оддохнуть на цяс.
Тут наехал Дунай да сын Ивановиц
И срубил у Михайла буйну голову;
Он и брал же люта зверя-кабанишша,
185. Он поехал ко князю да ко Владимёру
Он с тем же лютым зверём-кабанишшом.
Тут стрецял же княсь Владимёр да стольнекиевской
И того же Дуная да со лютым зверём.
Говорил тут Дунай да таковы слова:
190. «Уш ты ой княсь Владимёр да стольнокиевской!
Теперь смело поежжай да во цисто полё
И за той же за Вас(си)листой да за Викулисьней:
И теперь у ей мужа да как жывого нет,
И пойдёт же она да за тебя взамуш!»
195. Отправлял тут Дуная да во цисто полё
И за той же за Ва(си)листой за Викулисьней.
Ей омманывал Дунай да сын Ивановиць:
«Ты поедём, Василиста, да ко Владимёру,
Приежжал тут Михайло ис циста поля
200. И с тем же лютым зверём-кабанишшом!»
Засрежалась тут Василиста да на поцесьён пир
И к тому же ко князю да ко Владимёру;
Снарежаицсэ она да потихошенько,
Отправлялась з Дунаём да ко Владимёру,
205. Приежжала ко князю да к шыроку двору.
Выходил тут веть князь да на красно крыльцё,
Он стрецял Василисту да доць Викулисьну,
Он и брал веть ей да под белы руки,
Он и вёл веть ею да в грыню светлую.
210. И весьма же ёму да тут пондравилась.
Он садил же веть ей да за дубовой стол,
Угошшал ей напитками розналисьныма,
А кормил ей веть есвами сахарныма
И сам ей говорыл да таковы слова:
215. «Уш ты ой еси, Василиста да доць Викулисьня!
И я — княсь Владимёр — как холост жыву,
Я холост же жыву да нежонат слову;
Ты нонь Васи(ли)ста — да молода вдова,
Ты нейдёш ле ноньце да за меня взамуш?
220. И нету у тя Михайла живого же:
И зашып ёго люто зверишшо-кабанишшо!»
Воспроговорит Василиста тут таковы реци:
«Не поверю я словам да етим вашим же;
Вы свозите-ко меня да во цисто полё
225. А к тому же вы к телу Михайлову;
Я увижу сама да как своим глазом,
Как ёго-то жывого-то нет, я узнаю сама, —
Я тогда же иду да за тебя взамуш!»
Повезли Василисту да во цисто полё
230. И к тому же веть к телу Михайлову.
Приежжала Василиста да во цисто полё
Да увидяла тело своёго мужа.
Она фтыкала тут ножыцёк в мать сыру землю,
Она тот же веть ножыцёк булатной же,
235. И булатной веть ножыцёк — укладной же,
И сама говорила да таковы реци:
«<Г>де потухла зоря да ноньце утрянна, —
И потухай тут, зорюшка, нонь, вецерьняя!..»
Она падала белой грудью на булатной нош —
240. Придала себе Василиста да смёртку скорую.