Архангельское

Находясь в равных условиях, княжеские мастера имели возможность отличиться в работе, что, как правило, никак не влияло на их судьбу. Они начинали трудиться еще в детстве, недолго учились, чаще всего в Москве у знаменитых столичных мастеров, и затем возвращались в Архангельское, чтобы остаться там до самой смерти. Князь не всегда занимал их живописью: помимо написания и копирования в обязанности господских художников входил контроль за состоянием полотен во дворце. Когда в усадьбу прибывала очередная купленная картина, они натягивали ее на подрамник, подбирали раму, по мере надобности покрывали холст лаком, при необходимости занимались реставрацией, называя это сложное дело починкой.

Способности Михаила Полтева внушали уважение даже чопорному князю. Мало того, что он получал от Николая Борисовича самые ответственные задания, князь также дал ему право подписывать свои произведения, а это среди крепостных считалось наградой. Полтев написал 3 царских портрета для Оружейной палаты, икону «Плащаница», а также религиозную сцену «Иосиф и жена Пентефрия», которая получилась такой выразительной потому, что художнику позировал кто-то из юсуповских дворовых.

Новикову выпала честь писать самого Николая Борисовича и его сестру Евдокию Борисовну, правда, к тому времени обе модели уже давно лежали в могиле. Посмертный портрет княжны был выполнен на основе старых рисунков. Изображение князя пожелал иметь его сын через 2 года после смерти отца. Рассказывают, что молодой барин заставлял художника переделывать полотно, всякий раз выражая негодование, но каким образом, писцы не уточняют.

Архангельское не являлось картинной галереей в обычном смысле слова.

Картины, скульптура, коллекционный фарфор здесь служили для украшения дворца, оттого и размещали их произвольно, не обращая внимания на хронологию или художественную школу.

Д. Б. Тьеполо. Пир Клеопатры, 1740-е. Фрагмент с портретом автора. Картина из фондов музея-усадьбы «Архангельское»

Не что иное как живопись определила особенности отделки зала, законченного Стрижаковым в 1816 году. Комната получила имя Джованни Баттиста Тьеполо, поскольку предназначалась для размещения его полотен «Пир Клеопатры» и «Встреча Антония и Клеопатры». Этот замечательный живописец – последний из великих монументалистов эпохи барокко – родился и начал творческий путь в Венеции, а затем работал во многих европейских городах, с одинаковым мастерством создавая фрески, большие и малые сюжетные картины, офорты, парадные портреты.

Умея делать все, что предусматривает ремесло художника, он прославился своими декоративными композициями, доныне украшающими храмы, королевские дворцы и дома знатных вельмож в Италии, Баварии, Испании. Величественная, неповторимо элегантная и вместе с тем до предела пышная живопись Тьеполо могла бы иметь успех и при неглубоком содержании. Однако мастер, хотя и работал на заказ, никогда не ограничивал себя банальной тематикой.

В росписи палаццо Лабиа в Венеции ему представилась возможность воплотить давно задуманную историю о любви Антония и Клеопатры. Тот же сюжет был использован в огромных (высота 3 м, ширина более 6 м) полотнах, которые вскоре после появления на свет отправились в Архангельское. По сравнению с фресками станковые произведения Тьеполо немногочисленны, что делает еще более ценными юсуповские картины. По слухам, Николай Борисович купил их у сына художника, заплатив 500 тысяч рублей – немыслимую по тем временам сумму.

Внушительные размеры полотен потребовали соответствующей площади и особого пространственного решения интерьера. Работы Тьеполо были размещены в северной анфиладе, где Стрижаков, сломав стену, объединил два помещения, таким образом получив одно, зато подходящее по величине.

Зал Тьеполо

Хорошо продуманное, типично классическое убранство зала Тьеполо создавало и до сих пор создает прекрасный фон для восприятия итальянской живописи: росписи на стенах, живописно-лепные медальоны с символами искусств (палитры, лиры, циркули), массивная мебель из красного дерева с шелковой обивкой и вдобавок особое освещение, усиленное системой зеркал.

Тьеполо не раз обращался к историческим сюжетам, но Клеопатра, видимо, привлекала его так же, как в свое время и Марка Антония. Сюжетом для первой картины послужил всем известный эпизод, когда римский полководец, прибыв на встречу с египетской царицей, был сражен ее красотой и, презрев триумвират, остался с ней навсегда. Согласно легенде, он бросил к ногам возлюбленной все свои трофеи: оружие, усыпанное драгоценными камнями, жемчуг, золото и даже знамена врагов.

По академическим правилам от автора не требовалось исторической точности, поэтому прически, костюмы и богатый антураж во «Встрече Антония и Клеопатры» мало походят на то, что египтяне носили и чем окружали себя в древности.