Архангельское

В той же комнате можно увидеть мраморную фигуру Антиноя, установленную на круглом с наборным узором шкафчике-постаменте. Прекрасный мейсенский, севрский и венский фарфор выставлен в двух черных шкафах, которые достойны внимания хотя бы потому, что декорированы в стиле буль. Такой вид отделки знали еще мастера итальянского Ренессанса. Второе ее рождение состоялось благодаря французскому мебельщику Андре Шарлю Булю, сменившему привычные крупнорельефные орнаменты на плоский набор маркетри, что придавало мебели невиданную дотоле роскошь. В рамках стиля буль было принято сочетать разные сорта дерева, в том числе и экзотические породы, допускалось использование слоновой кости, перламутра, черепахового панциря, латуни, олова и серебра. Кроме того, для самых важных заказчиков мастера украшали свои произведения багетами из литой бронзы с гравировкой, обработанной огненным золочением.

Интерьеры дворца в Архангельском подтверждают известную мысль о том, что для создания гармоничного интерьера, для его художественного единства вовсе не обязательно соединять вещи одного времени и стиля. Главное – связать все находящееся в помещении с природой: это легко, если учитывать близость загородного дома к парку, и одновременно трудно, поскольку от того, кто этим занимается, требуются вкус и правильное, хотя и не обязательно академическое понимание красоты.

И стройные сады…

Чтобы представить образы прошлого, будь то люди или связанные с ними архитектурные памятники, легче всего довериться документам. Однако в данном случае следует помнить о том, что описания вещей и явлений, знакомых всем и потому не считавшихся чем-то особенным, чаще всего отрывочны, порой не совсем точны и всегда неполны. Более подробную картину ушедшего рисует воображение, а ему помогают догадки, гипотезы и сравнение, благо примеров того, что касается частных парков, в истории Подмосковья немало.

Подле дворца Каприз сохранился настоящий лес

Около 200 лет назад русское дворянство, по замечанию известного в пушкинскую пору поэта и журналиста Александра Воейкова, воспылало «изящной страстью к садам, чертогам и аллеям». Прямым следствием повального и, нужно сказать, весьма похвального увлечения садоводством явились ухоженные окраины столицы. Пока французы не были врагами, владельцы усадеб зачитывались «Сельским жителем» и «Садами» Жака Делиля. Автор этих дидактическо-описательных трудов совмещал в себе поэта, философа, священника, профессора латинской словесности, а также типичного француза, причем все ипостаси отражались в равной мере. Пейзажи у него подавались поэтичным стилем Вергилия, в оправе из античной и новейшей французской философии. В отличие от просвещенных европейцев русские даже в конце XVIII века имели слишком смутное представление о пейзажном искусстве, а Делиль недостающие знания восполнял. Россиянам его труды были знакомы по переводам Воейкова, где картинки идеальной, приукрашенной по-версальски природы дополнялись стихами о подмосковных усадьбах, в частности об Архангельском:

Пример двора священ вельможам-богачам;
Во всех родилась страсть изящная к садам:
В Архангельском сады, чертоги и аллеи,
Как бы творение могущей некой Феи
За диво бы почли и в Англии самой.

В отношении России парковый бум способствовал повышению культуры, и не в отдельно взятой усадьбе, а вообще, пусть не по всей стране, то хотя бы в центральной ее части. Дворцово-парковый комплекс в Архангельском формировался очень долго. Сменявшие друг друга владельцы, художники, землекопы, каменщики строили и перестраивали его долгие годы, если не сказать века, добиваясь не столько совершенства, сколько соответствия той или иной моде, которая в старину, слава Богу, менялась не так быстро, как сейчас. Лишь сегодня, по прошествии многих лет, можно уверенно заявить, что старания не пропали даром. Созданное ими продолжает восхищать, особенно изумляя тем, чего трудно ожидать от коллективного творения – художественной цельностью и единством замысла, совсем уж немыслимым в данной ситуации.