Современному человеку, привыкшему к демократии и всяческим свободам, помещик, особенно русский, представляется не иначе как самодуром, находящим удовольствие в праздности или издевательстве над бесправными холопами. Такого можно представить в ложе театра, императорского или собственного, развалившимся в мягком кресле, масляным взглядом оценивающим достоинства актрис. Кому-то он может показаться бесшабашным гулякой, задирой, дуэлянтом или игроком, способным спустить фамильное состояния в один вечер за карточным столом. Примерно так изображали молодого князя Юсупова те, кто его не знал, и совсем иным он предстает в воспоминаниях своих друзей и хороших знакомых. Каким же он был, этот человек, имевший самые большие в России доходы и по праву заслуживший все российские ордена, включая портрет государя и алмазный шифр (по слухам, когда наград не осталось, ему был пожалован один жемчужный эполет)?
Будучи крепостником, Николай Борисович пользовался любовью свободных служащих, среди которых некоторое время был граф Пётр Степанович Толстой. Выполняя некоторые поручения князя, дальний родич великого писателя бывал в Большом доме каждый день, а позже поведал о Юсупове своему двоюродному брату, который доверил этот рассказ бумаге и московскому издателю: «Князь Юсупов был очень по своему времени образованный человек, получивший самое блестящее воспитание, приветливый и милый человек безо всякой напыщенности и глупого чванства, по которому тотчас узнаешь полувельможу, опасающегося уронить свое достоинство; с дамами он был отменно и изысканно вежлив.
Когда, бывало, в знакомом ему доме встретится ему на лестнице какая-нибудь дама, знает ли он ее или нет, всегда низко поклонится и посторонится, чтобы дать пройти.
Он был богат как по себе, так и по своей жене, которая как все племянницы князя Потёмкина-Таврического, имела несметное богатство. Он очень любил картины, мраморы, бронзы и всякие дорогие вещи и собрал у себя в Архангельском столько всяких ценностей, что подобного собрания, говорят, ни у кого из частных лиц нет, разве только у Шереметева. По его милости разбогатели известные в Москве менялы: Шухов, Лухманов и Волков, которые все начали торговать с рублей и имели потом большие капиталы и огромные собрания. В Архангельском есть очень большая библиотека, занимающая весь второй этаж дома, несколько больших комнат; говорят, там после смерти князя оказалось около 30 тысяч книг, все более нерусские. Многие из иностранных ученых были с Юсуповым в переписке; он дружески был знаком со стариком Вольтером, не раз бывал у него в поместье Фернье, находился с ним в переписке и на память о нем велел изваять точное его изображение и поставил у себя в библиотеке».
В записках Толстого раскрыта еще одна похвальная черта юсуповского характера, которая доказывает благородство его души: он не позволял злословить в своем доме и резко обрывал тех, кто хотел дурно отозваться об общих с ним знакомых. Летние месяцы князь чаще всего проводил в Архангельском, гулял в саду, позволяя то же всем желающим, встречаясь на дорожках со знакомыми, подходил, чтобы сказать хотя бы несколько добрых слов.
Побеседовать с Юсуповым на лоне природы не раз приезжала вдовствующая императрица Мария Фёдоровна. Современники отмечали, что царица-мать испытывала к Николаю Борисовичу теплые чувства, выдавая свою благосклонность, например, на балах. В польский, как тогда называли один из парадных танцев, она выходила только с ним: «При этом он снимал обыкновенно с правой руки перчатку и клал ее на два пальца – указательный и средний, – и подавал их императрице, которая тоже протягивала ему два пальца, и так они шли польский, а чтобы к императрице не обращаться плечом, что, разумеется, было бы непочтительно и невежливо, он как-то откидывался назад и все боком, боком…» (из записок П. С. Толстого).
Принимая царственных гостей, Юсупов устраивал грандиозные праздники. Последнее торжество, которым ему довелось закончить пиршественную историю своей жизни, было посвящено коронации сына Марии Фёдоровны, Николая I. В Архангельское тогда съехались не только москвичи, но и вельможи из Петербурга, прибыло много иностранных послов. Рассказывают, что гости удивлялись великолепию приема, завидовали роскошному убранству дома, восхваляли усадьбу, находя слова восторга по поводу ее красоты и удобного местоположения: «…праздник этот был самый роскошный изо всех, был обед, после театр, бал, иллюминация по всему парку и непременный в таких случаях фейерверк».