Архангельское

О том, что было дальше, можно узнать из рисунка Николя де Куртейля, ныне хранящегося в усадебном музее. Эта карандашная зарисовка без даты с едва заметной подписью «De Courteille» не является художественным шедевром, зато вызывает интерес у тех, кого занимает русская история. Французский художник изобразил старого князя с гостями – Пушкиным и Вяземским – во время их визита в Архангельское. Только по нему, несмотря на отсутствие пояснения, появилась возможность определить, что она состоялась 28 или 29 августа. На первый взгляд автор изобразил слащавую феодальную идиллию, какую почти всегда писали крепостные художники. Однако, если не увлекаться техническими деталями, в ней можно отыскать кое-что любопытное, например четкое изображение одного из снесенных павильонов или непарадный портрет Юсупова, принимающего дары и поздравления от крестьян в день престольного праздника. Судя по всему, действие происходило недалеко от церкви. Выделив людей, Куртейль не забыл нарисовать колокольню, ограду и башенки больницы, некогда находившейся подле ограды. Здание, на пороге которого стоят московские гости, является одним из малых усадебных дворцов, которые располагались вдоль дороги к церкви, позади больницы. Изображенный на рисунке пейзаж соответствует последним дням августа: зрелые фрукты, деревья в зеленом уборе, господа и крестьяне без головных уборов, в летних одеждах, а дети и вовсе без нее.

В тот жаркий августовский день Архангельское подействовало на Пушкина так, словно он, уже гостивший здесь однажды, увидел его впервые:

…Ступив за твой порог,
Я вдруг переношусь во дни Екатерины.
Книгохранилище, кумиры, и картины,
И стройные сады свидетельствуют мне,
Что благосклонствуешь ты музам в тишине,
Что ими в праздности ты дышишь благородной.

(А. С. Пушкин. «К вельможе»)

Летом 1899 года исполнилось 100 лет со дня рождения Пушкина, и вся Россия посчитала долгом как-нибудь отметить память поэта. Юсуповы сделали это, обустроив в Архангельском ту самую аллею в восточной части парка, где Александр Сергеевич любил гулять с Николаем Борисовичем. Получив название Пушкинской, она осталась таковой навсегда, сохранив вместе с обозначением вид, который ей придали потомки князя. Несколькими годами позже в глубине аллеи был установлен бюст поэта. Выполненный неизвестным, но, видимо по традиции, московским мастером, он послужил последним штрихом на сей раз полностью завершенной композиции «Великие мужи Античности», в которой, как оказалось, не хватало лишь русского поэта.

Ты понял жизни цель: счастливый человек,
Для жизни ты живешь. Свой долгий ясный век
Еще ты смолоду умно разнообразил,
Искал возможного, умеренно проказил;
Чредою шли к тебе забавы и чины.
Не изнемог от сладкой их отравы;
Ученье делалось на время твой кумир:
Уединялся ты.

(А. С. Пушкин, «К вельможе»)

Пушкинская аллея

Последние годы своей жизни Николай Борисович провел в Москве, где все, исключая сторонников Полевого, очень его уважали. Порицанию подвергалась лишь одна его черта, а именно пристрастие к женскому полу. Если бы не был он крайне женолюбив, мог бы остаться в памяти народной человеком во всех отношениях примерным и добродетельным. Впрочем, защитники указывали на восточное происхождение князя, что в определенной мере объясняло эту слабость. По слухам, он всю жизнь хранил в тайне любовь к Екатерине II. Кто-то из друзей якобы видел прекрасную картину, на которой императрица и сам Юсупов, еще молодой и красивый, были представлены в виде мифологических любовников Венеры и Аполлона. Опять же по непроверенным данным, Павел Петрович, став императором, узнал про «неприличное» полотно и приказал его убрать. Князь повиновался и перевесил картину в тайную комнату, поместив рядом с другими портретами – свидетелями любовных страстей, поэтому некоторым, например, графу Толстому, довелось их увидеть.