Архангелы и Ко

Матвей торопливо взбросил руку к болящему месту. Так и есть. Сантиметров на пять повыше совершенно никаких неудобств не причиняющего уплотнителя обнаружился этакий подковообразный валик. Сука ты, господин Клаус. Экстрасенс, мать твою телепать… Я вот тоже бы таким телепатом стал, ежели б тебе в шлем нейровод всобачил… Интересно, а где сам мыслеуловитель? Его-то так вот просто не спрячешь – слишком громоздок… А-а, небось в роботе. То-то ты этакий нештатный исполнительный механизм с нами погнал, вместо специализированного охранника или хоть транспортника! Ишь, хитрец хренов! Рассчет, небось, был на фейерверк физическ ощущений, подаренных своим визитерам планетой Байсан – что неудобства от нештатного вложения в шлем утонут в нем, в фейерверке этом. И оправдался рассчет, но только отчасти – до тех пор, пока Эм Молчанов не подосвоился с общими неудобствами бытия. А он уже подосвоился. И заметил. И сейчас примет необходимые меры.

Сцепив зубы и заранее обмирая, Молчанов-Рашн примерился да изо всех своих сил звезданул себя кулаком по затылку. В глазах сверкнуло по-ледяному; под кулаком хрустнуло – то ли в самом затылке, то ли на нём… Всё, герр Кадыр-оглы. Нейроантенна – штучка привередливая, хлипкая. Так что больше тебе, падлюке, мыслей моих не слушать.

Он украдливо огляделся. Совершенно одинаково себя ведущие Фурункул и многоного-многоуглый исполнительный механизм вроде бы на мазохистсковатое Рашново поведение вниманья не обратили. И афганонемец делал вид (наверняка только делал вид), будто ничего этакого не заметил. Он довозился с мертвецовой экипировкой и буркнул:

– Судя по степени разложения, они погибли дней пять назад – это с поправкой на местные условия. Так что у «Байсан Аутпутбрилл» назрели перебои с поставками аутпутбриллов. Да и флайфлауэров, наверное, тоже.

– А что такое аут… короче, эти… бриллы? – осведомился Фурункул, подходя к Клаусу. – Это вот это, да? – Лапа штатного экспедиционного долболома, гребанув по развороченной сенсорной панели ближайшего «скакуна», поротянула к Клаусову наличнику горсть тусклых камушков.

Клаус мельком глянул, кивнул равнодушно:

– Ага.

Фурункул вроде бы почти не шевельнулся, но у Матвея мгновенно появилось предвидение, что верзила собирается затолкать находку в карман (в СВОЙ карман, разумеется).

Кадыру-оглы, кажется, запредвиделось то же самое. Ибо Кадыр-оглы сказал:

– Не советую. Никто у тебя их не купит – разве что за какой-нибудь микрогрош.

– Микрогроши тоже под сапогами не валяются, – резонно возразил Фурункул, колеблясь.

Клаус начал терять терпение:

– За такой микроскопический грош ты наживёшь макроскопические неприятности. Нарушение исключительной монополии – это тебе не цирлих-манирлих! «Аутпутбрилл л. т.д.» обойдётся с тобой так же нежно, как вот с этими – всадники.

Матвей к завязавшемуся диспуту прислушивался рассеянновато, в пол-уха то есть. Ему, Матвею, почему-то очень важной показалась всадническая замогильная арифметика. «Скакунов» пять, а седоков на них только двое. То есть, конечно, правде подобных объяснений такому соотношению можно было бы выдумать несметное множество, но…

Нет, не удалось Молчанову-Рашну, бухгалтеру с героическим хакерским прошлым, впиться в забрезжившую было догадку. Клаус Кадыр-оглы помешал – дернул за рукав, видимо, второй уже раз повторяя нерасслышанный Матвеем вопрос:

– Значит, весь этот вернисаж – это, типа, подавитесь своими камушками, и чтоб ноги вашей больше тут… Что-то уж слишком внятный смысл для тварей с неалгоритм… как там?.. не-ал-го-рит-ми-ру-е мым (уф!) мышлением… А?

– Бэ, – мрачно ответствовал, наконец, экс-Молчанов (предварительно убедившись, что брезжившую догадку таки спугнуто окончательно и бесповоротно). – Само-то предупреждение впрямь алгоритмируется на все сто… А на кой вообще предупреждать? Причем всякий раз предупреждать, и всякий же раз без толку? Ты б с какой попытки додумался, что безпотерьней будет попросту мочить из засады? Вот тебе и «а»!

Матвей вздохнул, отвернулся от шедевров прозекторского искусства.

В принципе-то хорошо, что всадническому поведению можно приискать объяснение, хоть кажущееся логичным… «Хорошо» – это в свете так еще толком и не обсусоленной новоэдемско-каталажечной идеи… И тем более в упомянутом свете радует, что логичность оная для свежего (например – Клаусова) глаза прям аж плавает на поверхности. А только бездумно хватать с поверхности что попало тоже опасно: все же знают, ЧТО на эту самую поверхность всплывает чаще иного-прочего…

Глуша прочие звуки, в интеркоме запульсировали надрывные полувыдохи-полувзрыки; внешний микрофон продавил сквозь них стремительно надвигающееся чавкотное гупанье… Матвей, не оборачиваясь, раздраженно тряхнул вскинутым кулаком: отвали, мол, не до тебя.

Выбравшийся, наконец, из оврага Дикки-бой и сам уже понял, что суровую расплату с коварным другом-изменником придётся пока отложить. Но понятливость Крэнга – увы! – запоздала: нить Матвеевой мысли успела лопнуть.

6.

Они опять шли. Вперёд да вперёд, к подёрнувшей пригоризонтную даль сизо-голубой дымке.