Матвей в сердцах сплюнул, осознал, как глупо плеваться, имея поверх рожи наличник, от досады ещё раз сплюнул… выбранился длинно да замысловато… и отправился на помощь Крэнгу.
Клаус тем временем покончил с цитатой и завёл повествование о своём когдатошнем сержанте-наставнике, который учил: «По команде „Газы!“, ощутив хоть самый слабый посторонний запах, следует немедленно надеть изолирующую дыхательную маску и принять рвотное из гнезда №5 штатной пенал-аптечки». «Мы, – вещал Кадыр-оглы, – спрашиваем его: а как же можно принимать рвотное, когда на лице маска? А он: очень просто – отогнуть краешек, пальцем так подпихнуть, слизнуть и глотнуть».
Настроение у Матвея было хуже некуда: и само занятие, в котором пришлось участвовать, и заплёванный изнутри шлем, и аппетитная Клаусова многоречивость… Да ещё вспомнилось, в каком виде самого его, Матвея то есть, Крэнг застал в Новоэдемском полицейском участке и как он, Крэнг, его, Матвея, тогда подло запечатлел и грозил изображение переслать не кому-нибудь – Леночке… До того ярко всё это вспомнилось, что Матвею Молчанову прям-таки невыносимо, до подкожного зуда взжелалось сделать старинному другу Дику гадость. Какую-нибудь. Чем гаже, тем лучше. А Матвей Молчанов, пожалуй, был всё-таки единственным человеком, чьи желания бухгалтер Бэд Рашн почитал законом – непреложным и к исполнению обязательным.
В конце концов соединённые усилия Крэнга и Крэнговых помощников увенчались успехом: виновник треволнений занял исходную позицию для нелёгкого своего труда. Преданный Фурункул отодвинулся на пару шагов и замер, готовясь в случае чего рвануться на выручку. А Матвей громогласно заявил, что лично с него, Рашна, хватит, перебрёл через ручей и принялся нарочито внимательно изучать ползающую по неглубокой отмели живность. Та очень смахивала на цветные купюры, равномерно отороченные глазами, и занималась крайне важным и ответственным делом: кишела.
Исполнительный механизм (который давеча самозабвенно лез помогать Дику, был отпихнут башмаками, и, отбежав, принялся оглашать эфир монотонным выклянчиванием указаний) теперь заткнулся и решил присоединиться к Молчанову. Клаус тоже заткнулся и тоже присоединился. Они втроём живо обсуждали, применимы ли к непоседливым купюрообразным такие понятия, как перед и зад, когда шлемные интеркомы растерянно проскрипели Крэнговым голосом:
– Я, кажется, потерял микробиде…
Матвей и Кадыр-оглы одновременно обернулись; и даже робот засучил коленчатыми ногами, разворачивая многоугольную свою столешницу основными визирами к Дику. Тот попытался передвинуться так, чтоб спутникам были видны исключительно одетые части тела, потерял равновесие и упал бы неодетой частью прямёхонько вот в то самое, если бы Фурункул, кинувшись, не успел придержать его за плечо.
– К вопросу о понятии «зад», – раздумчиво сказал Клаус.
– Так как же мне теперь?.. – осведомился Крэнг, ёрзая.
Фурункул вдруг выпустил его плечо и бочком (но тем не менее весьма проворно) отправился прочь:
– Я, короче, это… Я поднимусь на тот склон, огляжу окрестности, – сообщил он, будучи уже по щиколотку в ручье и продолжая наращивать скорость передвижения.
Если даже непосредственный и весьма дисциплинированный подчинённый столь явственно продемонстрировал нежелание уступить начальнику экспедиционной охраны свой сантехнический очиститель, то про остальных и говорить нечего. Афганонемец промямлил что-то вроде «действительно, нужно оглядеться, а то вдруг там всадники» и отправился вслед за Фурункулом. Исполнительный механизм, вероятно, сочтя мямленье каракальского капитана долгожданным распоряжением, тоже кинулся вверх по склону. Минуты не прошло, как все трое скрылись из глаз.
– Ну чем же мне?.. – голос Крэнга прервался звуком, подозрительно смахивающим на всхлип.
– А вон любую блямбу сорви, и валяй, – посоветовал бухгалтер Рашн, страгиваясь вслед за ушедшими. – Только сперва шипы с неё пообщипывай… если, конечно, хочешь. И поторопись: согласно комп-данным, более тридцати минут контакта со здешней атмосферой вызывает на оголенной… гм… коже сочащиеся влажные язвы, имеющие тенденцию к спонтанному распространению…
Пронзительное стенание, изданное другом Дикки, наверняка не взялся бы расшифровывать и наимощнейший транслэйтор.
– Что это мне тут мешает, – вдруг оборвал свой медицинский доклад Матвей, на ходу запуская руку в один из многочисленных комбинезонных карманов. – Ты смотри: санблочек. Не мой, мой на поясе. Может быть, это твой, а, Дик? И как он ко мне в карман угодил – ума не приложу!
– Отдай, гад!!! – если бы в шлемах не было интеркомов, этот вопль всё равно показался бы оглушительным. – Отдай, ты, засланец вражий!!!
Даже это давнее, ностальгических детских времён ругательство, намеренно употреблённое Крэнгом, Молчанова не разжалобило.
– Не тебе бы сейчас поминать засланцев, – сказал неразжалобленный Молчанов, роняя микробиде на песок. – У нищих слуг нет. Сам возьмёшь.
Он представил себе, как давний друг Дикки будет добираться до вожделенного предмета, и почувствовал, что настроение круто пошло в рост.