«Архангелы»

С удивительной ясностью вставали перед ним картины прошлого. Встречи в деревне во время летних каникул, когда он был еще гимназистом, ничего еще не предвещали. Он приподнимал фуражку, старшие барышни чуть склоняли головы, а двенадцатилетняя девочка в белоснежном платье смеялась, прыгая вокруг них. Он не задумывался, по какой такой причине семья священника не ходила в гости к письмоводителю, а письмоводитель с его семьей не появлялся в доме священника. Пока Василе был гимназистом, он даже не раздумывал, почему все складывается так, а не иначе. У него тогда была одна забота: гимназия и отметки. А дома он помогал косить и копнить сено, убирать урожай. Дочки письмоводителя казались ему до того чужими, словно были не из их села.

Будучи уже на втором курсе семинарии, он однажды гулял с однокашниками-семинаристами. Шли они друг за другом, парами. Навстречу им двигался длинный ряд серых платьев: впереди шли совсем маленькие девочки, потом постарше. В середине процессии Василе заметил знакомое лицо и приподнял шляпу.

— Что, знакомая? — спросил сосед.

— Кажется, дочка письмоводителя из нашего села, — ответил Василе, и сердце у него заколотилось.

— Что это за «кажется»? Разве так может быть?

Василе еще трижды встречал Эленуцу. Каждый раз он кланялся, а девушка в ответ улыбалась. С той поры и начал он мечтать о счастье. Как-то он увидел ее на улице. Она шла из лавочки, накинув на плечи коричневый платок. Дул холодный северный ветер. Василе поклонился ей и хотел было пройти мимо, хотя сердце его бешено колотилось, но девушка, которой уже было пятнадцать лет, остановила его.

— Не кажется ли вам странным, домнул Мурэшану, что мы из одного села, но едва знакомы друг с другом?

Василе промолчал.

— На будущий год ты сможешь заходить к нам в интернат. Это разрешается, — девушка улыбнулась и пошла дальше. Но ни в этом, ни в будущем году Василе Мурэшану больше не встречал ее в городе, где он сам учился в семинарии. Письмоводитель Родян что ни год отдавал дочку в новую школу.

Если сосчитать по минутам, сколько они с домнишоарой Эленуцей разговаривали, то всего-то и набралось бы час или два. И разговоры у них шли самые пустяковые. И он, словно виноватый, стоял всегда потупившись. А ведь ей, быть может, хотелось посмотреть ему в лицо, да и он мог бы что-нибудь понять, взглянув ей в глаза. Но он слушал только ее голос, нежный и чистый, который узнал бы среди тысячи. Василе казалось, что девушка говорит так ласково, когда стоит рядом с ним, и больше ему ничего не надо было.

Ну что он за человек! Василе не переставал упрекать себя и никак не мог простить, что так и не намекнул ни о чем Эленуце! Правда, во время летних каникул он не раз порывался подойти к ней, но так и не подошел: смелости не хватило. А разве сама Эленуца не могла угадать? Должна же она была что-то думать, видя его постоянно перед глазами. А он был так робок, так скован, довольствовался лишь своими собственными чувствами и вовсе не интересовался чувствами девушки. И чем больше он любил, тем непоколебимее верил, что Эленуца принадлежит ему. В своем воображении он сватался за нее, венчался и они жили с нею где-то далеко-далеко, в прекрасном приходе.

Какая глупость!

Греясь в лучах счастья, которое поселила в его душе девушка, Василе жил в мире грез, но они — увы! — могли и не сбыться.

И вот теперь, отправляясь на пасхальные каникулы, он совершил еще одну глупость: купил книгу! Да еще решил надписать ее! С чего он взял, что домнишоара Эленуца обрадуется подарку? Может, она и смотреть на него не захочет? А уж портить титульный лист он во всяком случае не имеет никакого права!..

И еще одна чудовищная мысль выползла из мрака: что, если кто-то другой завладел сердцем Эленуцы? Ведь ей довелось жить в стольких городах, разве не могла она повстречать молодого человека куда лучше и благороднее и отдать ему свое сердце? Что, если отец уже выбрал для нее жениха с положением, красивого, богатого? Богатый! Это достоинство было для Василе Мурэшану самым опасным. Он смутно сознавал, что именно богатство письмоводителя Родяна и было причиной робости и нерешительности, охватывавшей его подле Эленуцы. Прииск «Архангелы» предстал его воображению еще более грозным.

Василе вдруг ощутил, что всей душой ненавидит и мерзкий источник наживы, и тех двух крестьян, которые только что о нем толковали, и трактирщика Штефэнеску, расхваливавшего «Архангелов», и даже дорогу домой и всех местных жителей, которые, как ему казалось, поголовно заражены жаждой золота.

Только к утру он задремал и во время короткого сна видел гигантское пламя, которое представилось рудокопу Василе Рошка. Пламя это было устрашающих размеров и обволакивало целиком все небо, оно витало в воздухе и, опустившись на землю, выжигало леса. Василе проснулся весь в поту, услышав в семь утра стук в дверь.

III