— Страшная зима. Пройдет еще недели две и, боюсь, камни будем грызть.
— Камни? — отшатнулся Родян.
— А что? Наше золото в камне спрятано, а дробить этот камень мы не можем. Самое большее две недели — и конец нам. — Старик сдавил пальцами горло. — Если, конечно, бог не смилостивится! Я все жду, вот-вот телеграмма грянет, что мой надумал застрелиться. Больно давно не требовал с меня денег. А ты не знаешь, управляющий, почему он так долго денег с меня не спрашивает?
— Кто? — устало переспросил Родян с видом человека, которому не дают спокойно жить.
— Ты что ж, не слушаешь, что я говорю? Сынок мой, адвокат…
— Не знаю, — отрезал Иосиф Родян.
— А я думаю, что он либо взялся за ум и принялся учиться, либо решил сразу такую сумму запросить, какую мне вовек не выплатить. Так вот я думаю! — покачал головой старик.
Видя, что от управляющего ничего не добьешься, старик убрался восвояси, приговаривая:
— Хорошо, что ты ее окропил… Много грехов незамоленных…
В конце недели, после богослужения, покинули «Архангелов» и последние рудокопы. Прииск опустел, только один сторож на жалованье топтался среди сугробов и пустых землянок, а чаще всего сидел в одной из них, где была печка, и неподвижно смотрел на огонь.
Все последние дни Иосифу Родяну казалось, будто тело у него — одна сплошная болячка. Любое движение причиняло ему боль. Боль ему причиняли не только прикосновения, но и слова, которые решалась произносить его жена. С некоторых пор ему стало казаться, что сам он все округляется и становится похожим на огромного и омерзительного клеща, а руки и ноги у него усыхают и становятся похожими на веретена.
Эленуца уже не выпархивала спозаранку из своей комнаты. Завтрак ей приносила служанка. Ей не хотелось встречаться ни с матерью, ни с отцом. Она отправила два отчаянных письма, одно — Василе, второе — брату Гице, в которых заклинала их как можно скорее приехать в Вэлень. Она едва прикасалась к еде, которую ей приносили, однако выходило, что аппетит у нее лучше, чем у всех других: родители и не касались еды, а сбитые с толку слуги и служанки наскоро что-то перекусывали всухомятку.
В Вэлень об «Архангелах» говорили теперь как о брошенном прииске. Никто не верил, что там возобновятся работы.
Но радовались этому немногие — те, кто никак не был связан с «Архангелами»; большинство же с грустью говорили о закрытии самого богатого прииска в Вэлень.
Слышались и такие рассуждения:
— Чего жаловаться! Сколько золота прииск дал! Людям ведь и тем конец приходит!
— Золота дал много, но и расходов потребовал немало, — отвечали им.
Можно было слышать и другие разговоры:
— Не может того быть, чтобы управляющему нечем было заплатить рабочим!
— А что тут такого?
— Рудокопы-то у «Архангелов» крепко зарабатывали!
— А сколько еще чертов Прункул клал себе в карман!
— А примарь! Говорят, Докица водит его за нос!
— Обманывать она его всегда обманывала, а теперь плюет — и точка.
— Черт, а не баба!
— А что ты хочешь? Коза через забор, а козочка через дом прыгает. Какая у нее мать была?
— За примаря у меня голова не болит. Получает, что заработал.
— И то правда, мог бы взять себе путную женщину.
— Э, нет, братец. Тогда первую беречь нужно было. Салвина была жена что надо!
— Верно, замечательная была женщина!
— Что толку замаливать грешок, когда в грязи с головы до ног!
Среди разговоров за стаканом вина можно было услышать и другую молву, которая тоже весьма волновала жителей Вэлень.
— Не может того быть!
— А чего?
— Да долги… у управляющего. Говорят, он банку задолжал.
— Ого! А кто не в долгах?
— Да не сотню-другую, говорят, много тысяч.
— Для него и это немного. Говорят, будто банки его поприжали.
— Прижали не прижали, а скоро все его имущество с молотка пойдет.
— Все? И «Архангелы»?
— И «Архангелы», и дома в городе.
— Погоди, погоди, это ты загнул! Кто говорит-то?
— Да Прункул.
— У него даже слюна ядовитая. Не верь ему!
— Трудно поверить! У управляющего три зятя: один доктор, два адвоката. Думаешь они оставят его на позор?
— Правда, правда. Говорят, у доктора денег куры не клюют.
— Еще и инженер есть.
— Какой инженер?
— Сынок.
— Домнул Гица?
— Он самый. Толкуют, скоро приедет замеры проводить.
— У «Архангелов»?
— Да, у «Архангелов».
— Ну, там с золотом тяжеловато.
— Говорят, домнул Гица большой дока в своем деле, и в Словакии все время разведку по приискам ведет.
— Дока не дока, а у «Архангелов» скоро золота не жди!
Словом, так и этак рассуждали рудокопы в Вэлень. Каких только слухов не ходило! Особенно старался Георге Прункул — с его помощью что ни день, то новая молва обегала село. И слух про обмеры Гицы тоже был пущен бывшим компаньоном Родяна. Разумеется, слух был ложный. Прункул после беды, случившейся 27 ноября, не переписывался с Гицей и ничего не мог знать о его планах. Как только Прункул почувствовал, что победа на его стороне, он перестал сообщать инженеру Родяну, каково положение дел на прииске, хотя тот не раз просил его об этом.