«Архангелы»

Все, что знал Гица о событиях в Вэлень, он знал из писем Эленуцы, а она могла уведомить его лишь о переменах, которые происходили в их доме. В последнем письме она просила брата как можно скорее приехать в Вэлень и избавить ее от той страшной жизни, которой она теперь живет. Гица, однако же, приезжать не торопился, а ответил ей пространным письмом, в котором призывал успокоиться и ждать, потому что все случившееся он предвидел, а в самочувствии родителей нет ничего удивительного, их можно легко понять.

* * *

Зато Василе Мурэшану примчался в Вэлень спустя три дня после того, как Эленуца отправила письмо. Приехал он поздней ночью, полузамерзший, а на следующее утро, к великой радости Мариоары и Анастасии, раскрасневшаяся от мороза Эленуца появилась на пороге их дома.

Торопясь в дом священника, Эленуца даже не подумала, что родители ее могут узнать, куда она пошла, и рассердиться. У них в доме два дня уже стояла могильная тишина, и когда Эленуца вышла на улицу, ей почудилось, что она воскресла из мертвых. И случись родителям узнать, куда она идет, и запретить ей, она все равно поступила бы наперекор их воле.

Бледный семинарист встретил ее на пороге. Взволнованный, смотрел он на Эленуцу с восторженным изумлением, как на икону. Страдания последнего времени придали домнишоаре Родян очарование неземное. Мариоара, весело щебеча, засуетилась вокруг молодых людей. У нее было тем более легко на сердце, что отца Мурэшану дома не было, а он, как давно уже было примечено, не слишком благосклонно смотрел на взаимную приязнь молодой четы. Грубость управляющего уж и вовсе не пришлась ему по сердцу, ни о каком браке он и слышать не хотел и простил сыну совершённую глупость только тогда, когда тот согласился поехать учителем в Гурень. Надежды свои он возлагал на домнишоару Лауру, дав понять домашним, что был бы рад ввести ее в дом невесткой.

Но в этот день его не было. Его вызвали в епархию, где слушались бракоразводные процессы, а он как-никак был членом духовного суда. Честь большая, да мороз еще больше. Другие-то его коллеги давно были протопопами, один он прозябал простым священником в медвежьем углу.

Однако дома его сейчас не было, и у Мариоары было легко на сердце. Все три девушки немедля подступили к семинаристу с расспросами. Эленуцу будто мановением руки освободили от мучений, мрака и страха, которые одолевали ее в родительском доме. Она расспрашивала Василе о дороге, морозе, путешествии на поезде, о селе Гурень, но больше всего о домнишоаре Лауре. Высокая ли она? Стройная ли?

Беспорядочная беседа длилась довольно долго, и вдруг, словно сговорившись, обе сестры вскочили: Анастасии показалось, что ее зовет мать, а Мариоаре понадобилось что-то сказать служанке.

Оставшись одни, молодые люди сидели не подымая глаз, словно и сказать им было нечего. Потом Василе медленно поднялся, подошел к Эленуце, положил руки ей на плечи, склонился, и губы их встретились. Когда Эленуца подняла трепещущие ресницы, глаза ее были полны слез, грудь тревожно вздымалась; минута — и Эленуца расплачется.

— Как мне с тобой хорошо, мой любимый! Я не вернусь домой! Я боюсь! — всхлипывала девушка.

Семинарист ласково утешал ее, Эленуца примолкла, но глаза у нее все еще были на мокром месте, Василе восторженно глядел на нее. Держась за руки, они поведали друг другу свои страдания, лица у них просветлели, и они уже смело смотрели в будущее, не боясь никаких препятствий.

— Перво-наперво я получу приход, — рассуждал Василе. — Как я писал тебе, это лучший из освободившихся. А тогда уж буду сам себе хозяин. Приход я могу получить через несколько недель.

Эленуца боязливо взглянула на него.

— А это ничего, что я бедная?

Вместо ответа Василе наклонился и поцеловал ее.

— И… — начала было Эленуца, но не решилась продолжить.

— И? — переспросил Василе, пристально глядя ей в глаза.

— И ты пойдешь… и ты пойдешь свататься… к родителям? — с трудом выдавила она.

Семинарист, вспомнив прием Иосифа Родяна, побледнел как мел. Хоть и воспитывали его сызмальства в духе христианского всепрощения, простить пережитого оскорбления он не мог. Больше того — он ненавидел этого человека и не желал встречаться с ним. С тех пор как управляющий выгнал Василе из дома, Эленуца для Василе лишилась отца. Он думал об Эленуце, он писал ей письма, но тщательно избегал всего, что могло бы ему напомнить о том, как обошлись с ним в их доме. Слова ее разбередили рану, которая все еще кровоточила в его душе, как ни старался он о ней забыть.

Думая о женитьбе на Эленуце, он думал и о том, что ему не обойтись без встречи с Родяном, и пытался заставить себя простить его, убеждал, что человек этот был ослеплен золотом, был на грани безумия, напоминал себе, что будет вскоре священником, что должен следовать заветам Христа и не отдаваться во власть страстей. Разум его был согласен, но сердечная рана ныла по-прежнему и, кровоточа, отвергала все увещания разума.