Вечера мы проводили у костра, много пели, тогда начал складываться «золотой» состав самых любимых песен нашего отряда. С подачи Лены в их число вошли «Мужики»: «Дал диспетчер добро самолету на взлёт…»; с подачи Жени – песня про то, что нам «лишь бы старенький дизель безотказно служил», с подачи Лёши – «Троллейбус» Цоя, с моей подачи – «Мы бродим по рекам, мы бродим по скалам, в надежде надежду найти…». И, конечно, реальной ситуации той разведки соответствовала только последняя песня, поскольку у нас вполне хватало и рек, и скал, но отнюдь не было ни самолетов, ни дизелей, ни троллейбусов. Однако у романтики есть такое свойство: уж если она начинает «переть», то делает это, не зная никаких границ. А в той разведке романтика «перла» просто по-страшному, я не помню другой такой романтической экспедиции.
Как-то раз вечером после маршрута Лёша с Женей решили сходить на реку Урал половить рыбу – зачем-то они же взяли с собой удочки? Идти до Урала было километров восемь по горам и холмам, столько же – обратно. Дорога проходила мимо потаенной чекинской карды, и какой-то вооруженный ружьем пастух с большим подозрением проехался какое-то время за нашими друзьями. Алексей говорил, что это был единственный раз в его жизни, когда ему приходилось идти, ориентируясь по звёздам, да еще и вздрагивая от внезапно взлетающих из-под ног куропаток, которые это делали «со звуками крокодилов». Вернувшись уже в глухой темноте, мужики долго интересничали и интриговали, но потом всё же достали свой улов. К сожалению, обе пойманные ими рыбы помещались в пачку из-под сигарет и не годились даже на уху.
Как-то раз навестить наш лагерь приехал Александр Михайлович. Мы с Леной и Женей были в маршруте, возвращаясь, увидели, что Михалыч сидит рядом с лагерем на обочине полевой дороги и что-то делает в ее пыли. Когда мы подошли, он живо встал, поздоровался с нами и поинтересовался: нашли ли мы стоянки каменного века? Я был вынужден признать, что пока что ни одной стоянки не смогли обнаружить. Тогда Михалыч сильно удивился такому «невезению» и протянул нам горсть отщепов и орудий на отщепах, только что собранных, по его словам, прямо на полевой дороге у нашего лагеря. Получалось, что мы – дурни, пропустившие стоянку под самым своим носом. Разглядывая отщепы, я ощутил некоторое сомнение и спросил Александра Михайловича, не кажется ли ему, что материал каменных орудий какой-то странный, не совсем привычный. Михалыч начал громко возмущаться и говорить: «Разве ты не видишь ударный бугорок? А площадка? А ретушь!?» Я отвечал, что все, конечно, вижу, но… Тут Михалыч жестко зажал в руке один из камней и со словами: «Прекрасный ударный бугорок, а если не нравится – так вот поправим, и здесь поправим», начал наносить удары одним камнем по другому, от чего во все стороны полетели отщепы. Я в первый момент просто ужаснулся: да что же он делает с находками, да как же так можно, и лишь спустя некоторое время до нас всех дошло, что Александр Михайлович, опытный специалист по каменному веку, только что сам и изготовил все эти «отщепы» и «орудия», а когда мы подходили к лагерю, он как раз вываливал их в дорожной пыли, дабы сделать не таким очевидным их совсем не древний возраст. После шока, испытанного от зрелища археолога, молотящего одним каменным орудием по другому, долго смеялись.
День Победы девятого мая было решено отпраздновать с некоторым размахом, который был бы сообразен данной памятной дате. С утра шел проливной дождь, однако Евгений отправился за покупками в поселок Урал за девять километров, а мы с Леной пошли снимать план позднемусульманского могильника в районе Большого Родника. К вечеру все собрались в лагере; Евгений принес полный рюкзак с разнообразными продуктами для праздничного стола и шесть бутылок водки; а Лёша сготовил какую-то праздничную еду, кажется, картошку с тушенкой.
Песни в ту ночь пелись исключительно военно-патриотической направленности. Сама ночь была очень холодной. Сначала мы этого не чувствовали, но в какой-то момент Алексей взял в руки отставленную в сторону на землю кружку с соком и обнаружил, что вместо сока в кружке находится лёд. Тогда мы достали имевшийся у кого-то из мужиков брелок к ключам, являвшийся одновременно спиртовым термометром, и увидели, что температура упала до десяти градусов ниже нуля. Стало реально страшновато: все-таки мы были снаряжены не по-зимнему.