Карта у нас действительно есть, вот только составлять ее приходится самим, прокладывая разведочные маршруты там, где археологи еще не бывали. А экспедиции, организованные для раскопок, выезжают на уже открытые поселения, городища и курганы. Прошли разведчики и здесь, но дядя Миша их, наверное, проглядел, поскольку на одном месте поисковые группы долго не задерживаются. Имеются, конечно, на нашей карте и белые пятна, хотя и обнаруженных памятников тоже немало — более тысячи только на юге области. Есть или, вернее сказать, будет и книга, в которой они описаны, — работу над ее рукописью мы завершили совсем недавно. Досадно только, что с каждым годом все больше и больше этих памятников гибнет при распашке полей, строительстве дорог и трубопроводов. Когда, закончив книгу, мы попытались с помощью цифр нарисовать объективную картину состояния сосредоточенного здесь археологического наследия, то поразились сами. Оказалось, что в удовлетворительной сохранности находится только около 40 процентов выявленных объектов. При этом в отдельных районах их доля падает до 11–15 и даже 3–4 процентов. Здесь уже сложилась такая ситуация, когда в ближайшие 5-10 лет все они могут быть уничтожены! А без них, как, например, без курганов, веками служивших неотъемлемым атрибутом западносибирских ландшафтов, тускнеют окружающие нас пейзажи, скудеет наша душа, лишенная легенд, связанных с этими памятниками, и достоверного научного знания о них.
Дядя Миша согласен со мной, хотя знатоком истории себя не считает. Ему, наделенному природным крестьянским умом, опытом общения с природой и знанием людей, не надо объяснять, что жить одним настоящим значит не только не интересоваться прошлым, но и быть безразличным к будущему.
Последние рабочие часы на раскопе, когда спадает жара и оживают поблекшие днем краски неба, нельзя сравнить ни с какими другими. Таинственное сияние предзакатного неба, растворяясь в воздухе, наполняет его волшебным светом. Работать становится легче и радостней. Эти неспешные вечерние часы дают возможность спокойно обдумать полученные результаты, наметить, что еще предстоит сделать.
Я перелистываю полевой дневник, где веду учет, описываю и зарисовываю наиболее ценные находки. Массовый материал — фрагменты керамики, кости животных — фиксируют в журналах мои помощницы. Утомительной бумажной работы в этом сезоне у них хватает, но и без нее нельзя: каждая находка должна быть паспортизирована, а их уже многие тысячи. Впрочем, и свои записи мне приходится делать уже в третьей книжке. На их страницах — выхваченные из небытия мгновения. Вот описания раздавленных землей сосудов, найденных там, где три с лишним тысячи лет тому назад они были оставлены жителями поселка, а вот перечень предметов, разложенных неподалеку от исследованного нами дома косторезом. Однажды, — может быть, таким же летним вечером — он устроился здесь поработать, но почему-то так и не завершил начатый наконечник стрелы и не вернулся, чтобы забрать принесенные заготовки. Есть в моем списке и, безусловно, очень дорогие изделия из бронзы — тонкое четырехгранное долотцо с острым рабочим краем, крупный наконечник стрелы с длинным черешком и другие. Потеряв их, люди не могли не расстроиться. И совсем уж обидно было лишиться только что отлитого бронзового тесла — незаменимого плотницкого инструмента.