Архетип Великой матери с древности и до наших дней. Сборник исследований

На изображении на ойнохойе из Мальи мы видим похожую фрагментарную процессию, которая, видимо, направляется к Великой Матери⁷¹; первая фигура на нем — женщина (груди сильно выпячены). Такой документ, возможно, поправит впечатление слишком большой непорочности и слишком идеалистичного настроения, в которое, как кажется, сэр Артур Эванс впал во время своих занятий культом Богини-Матери на Крите. Фактически из этого культа были изъяты как минимум фаллофории и фаллизм, вероятно, от стыда. Но это было сделано только из-за отодвигания на второй план мужского; в действительности «бесстыдство», если уж это слово можно употребить, было на Крите, в Египте и в Азии скорее пороком богинь, богинь-матерей плодородия, изображение которых в религиозных целях не казалось скабрезным. В любом случае мы благодаря находке в Малье, а также благодаря печати из Хараппы можем наблюдать очень древний обычай оголения на Крите. В результате нам становится понятнее более поздний элевсинский эпизод с Баубо, которая покладисто снимает свою одежду перед Деметрой. В этом эпизоде, как правильно заметил Р.П. Лагранж, простой служанке приписывается то, что сначала было уместно только для богини. Можно вспомнить и сальные шутки Калипсо в «Одисее» о любовных приключениях богинь Олимпа. Она наверняка не забыла приключение богини-матери Деметры, возлюбленной «пастуха Иасиона» под открытым небом на нови; отсюда пошло и ее имя «Хамаиэуне»⁷². Эти религиозные иерогамии уже во времена Гомера⁷³ вызывали сомнения и неприятие; они давали материал в основном для философов и авторов комедий. Но в мистериях они еще встречаются во времена Теокрита. В Элевсине надолго сохранилась память об ошибочном предании, согласно которому Деметра отдалась Келеосу⁷⁴. Святой Григорий Назианзин в своих обличениях язычества, в которых он, естественно, не мог утверждать ничего ненадлежащего, зная обстоятельства, то есть подготовительное действие Баубо, когда она сняла свою одежду, многозначительно приписал это действие самой Деметре. Следует отметить, что чрезвычайно важная иерогамия завершала ночь второго введения в тайны Элевсина — ночь Эпоптии; вне сомнения чрезвычайно символическая иерогамия, как и использование иеры, освященных половых органов кроме кисты и калафа⁷⁵. Следует подчеркнуть, что рождение «божественного ребенка» в ходе Эпоптии следовало почти сразу после произношения известного выражения сладострастия: «Бримо родила Бримоса». У древних отсутствовало чувство стыда, которое мы установили сами для себя касательно процессов зачатия. Мы далеки от того, чтобы вместе с Рейнахом⁷⁶ верить в то, что Афродита «себя показывающая» — как в случае Афродиты Книдской Праксителя, а также в случае определенных архаических Афродит, например из Орвието (Этрурия)⁷⁷ — это поведение, которое в качестве «причуды провинциального скульптора» приписано сначала Приапу, Аттис и Гермафродиту, а позднее богине. Сегодня мы видим в этом важнейший и самый основной культовый акт Богини-Матери (кикладской или другой), такой же как прижимание рук к груди. Афродита άνασυρμένη александрийского Египта является просто подражательницей; она в своем подражании и близко не доходит до смелости Пасифаи и обнаженных богинь Азии. Подготовительное значение этого ритуального эксгибиционизма сохранилось даже в эллинистическую эпоху. Определенные голые фигурки, которые были найдены в Египте, как правильно установил П. Пердрице, использовались как талисманы от бесплодия⁷⁸. У женщин дельты Нила был так называемый «распущенный» обычай, обычай Баубо, на праздник Хатхор, богини, обнажившейся перед своим отцом. Геродот видел такое действо в Бубастисе (II, 60). Но в этом месте не следует забывать и касательно самого Элевсина о гефиризмах, то есть обмене ритуальными ругательствами, и о разнузданных фантазиях, происходивших из седой древности. Именно их Аристофан так бездумно использовал в своих «Лягушках», хотя он в этой комедии и недвусмысленно ссылается на богиню священных мистерий. В Элевсине карикатурные фигурки были найдены и в самом святилище, хотя это было священное место, где для Греции царили самые возвышенные мысли о бессмертии и о предназначении души.