Архетипы и коллективное бессознательное

¹⁰⁹ Вне всякого сомнения, пациент ничего не мог знать о греческом папирусе, опубликованном четыре года спустя; кроме того, крайне маловероятно, что его видение имело отношение к средневековым представлениям о Непорочном Зачатии, даже если каким-то невероятным образом ему и довелось видеть такие картины. Больному был поставлен диагноз в двадцать лет с небольшим. Он никогда не путешествовал. А в художественной галерее Цюриха, города, где он родился и вырос, таких картин нет.

¹¹⁰ Я привел этот случай не с целью доказать, что это видение представляет собой архетип, а с целью продемонстрировать читателю мой метод в самой простой его форме. Если бы мы постоянно сталкивались с подобными случаями, задача исследователя была бы относительно проста, однако в реальности поиск доказательств сопряжен с гораздо бо́льшими трудностями. Во-первых, определенные символы необходимо четко выделить с тем, чтобы иметь возможность рассматривать их как типичные явления, а не случайность. Этого можно добиться посредством анализа серий сновидений (скажем, нескольких сотен), с целью выявления в них типичных фигур и последующего наблюдения за их развитием. Аналогичный метод применим и к продуктам активного воображения. Таким образом мы можем установить динамику или модуляции одной и той же фигуры. Можно выбрать любую фигуру, которая в ряде сновидений или видений ведет себя как архетип. Если имеющийся материал достаточно обширен, мы, вероятно, обнаружим интересные факты о трансформациях, которым подвергся рассматриваемый тип. Не только сам тип, но и его варианты могут найти подтверждение в данных сравнительной мифологии и этнологии. В другой своей работе[56] я подробно описал этот метод, а также привел необходимый клинический материал.

III. Об архетипах с особым вниманием к понятию анимы

[57]

¹¹¹ Хотя современный человек, по всей видимости, искренне верит, будто неэмпирический подход к психологии давно в прошлом, его общее отношение к этой науке остается по большей части таким же, каким было прежде, когда психология отождествлялась с некой теорией о психическом. Дабы научный мир уяснил, что психология – это область опыта, а не философская теория, потребовалась радикальная революция в методологии, инициаторами которой выступили Фехнер[58] и Вундт[59]. Разумеется, для усиливающегося материализма конца XIX столетия не имело ровным счетом никакого значения, что «экспериментальная психология»[60], которой мы обязаны многими ценными описаниями, актуальными и сегодня, существовала и ранее. Достаточно упомянуть «Провидицу из Префорста»[61] доктора Юстинуса Кернера (1846). Сторонники нового научного метода предали анафеме все «романтические» описания в психологии. Преувеличенные ожидания в отношении этой экспериментальной лабораторной науки отразились в фехнеровской «Психофизике». Сегодня ее результаты принимают форму «психологических тестов» и общего сдвига научной позиции в сторону феноменологии.

¹¹² Тем не менее нельзя утверждать, что феноменологическая точка зрения имела значительный успех. Теория по-прежнему играет слишком большую роль и до сих пор не включена в феноменологию, как следовало бы. Даже Фрейд, чья эмпирическая установка не подлежит сомнению, увязал свою теорию как sine qua non со своим методом, как будто психические явления имеют смысл только в том случае, если рассматривать их под определенным углом. Тем не менее именно Фрейд расчистил путь для исследований сложных явлений (преимущественно в области неврозов) – впрочем, лишь в той мере, в которой это позволяли базовые физиологические постулаты. В результате сложилось впечатление, будто психология является чуть ли не ответвлением физиологии инстинктов. Материализм того времени (почти 50 лет назад) приветствовал подобное ограничение; в значительной степени это относится и к сегодняшнему дню, несмотря на изменившиеся взгляды на мир. Это дает нам не только преимущество «узко очерченной сферы деятельности», но и отличный предлог не задумываться о том, что происходит вокруг.