Архетипы и коллективное бессознательное

¹⁸⁶ Женщина, которая борется против отца, способна вести инстинктивное, женское существование, поскольку отвергает только то, что ей чуждо. Когда же женщина борется против матери, она может, рискуя нанести вред своим инстинктам, достичь большей сознательности, ибо, отвергая мать, она отвергает все смутное, инстинктивное, неоднозначное и бессознательное в своей природе. Благодаря ясному рассудку, объективности и маскулинности, женщина этого типа часто занимает важные должности, где ее с запозданием обнаруженные материнские качества вкупе с холодным интеллектом оказывают самое благотворное влияние. Эта редкая комбинация феминности и мужского разума весьма ценна как в области интимных отношений, так и в практической сфере. Как духовный наставник и советчик мужчины такая женщина, оставаясь неизвестной миру, может играть в высшей степени влиятельную роль. Мужскому уму легче понять ее, чем женщин с другими формами материнского комплекса; по этой причине мужчины часто наделяют ее проекцией положительных комплексов матери. Чрезмерно женственная женщина пугает мужчин с материнским комплексом, для которого характерна высокая чувствительность. Эта женщина, напротив, не пугает мужчину; более того, она строит мост для мужского разума, по которому тот может безопасно переправить свои чувства на противоположный берег. Ее понятливость внушает ему уверенность – фактор, который не следует недооценивать и который отсутствует в отношениях между мужчиной и женщиной гораздо чаще, чем можно представить. Эрос мужчины ведет не только наверх, но и вниз – в жуткий темный мир Гекаты и Кали, ужасающий любого разумного человека. Способность к пониманию, присущая женщине данного типа, становится для мужчины путеводной звездой во мраке и бесконечных лабиринтах жизни.

4. Заключение

¹⁸⁷ Из сказанного ясно: в конечном итоге, и мифология, и наблюдаемые эффекты комплекса матери, очищенные от сбивающих с толку деталей, указывают на бессознательное как на свой источник. Как еще человеку могло прийти в голову разделить космос, по аналогии с днем и ночью, летом и зимой, на светлый дневной мир и темный мир ночи, населенный фантастическими чудовищами, если только прототипа такого деления не было в нем самом, в полярности между сознанием и невидимым, неизвестным бессознательным? Восприятие объектов у первобытного человека лишь частично обусловлено объективным поведением самих вещей; гораздо более значимую роль зачастую играют внутрипсихические факты, связанные с внешними объектами только посредством проекции[107]. Это объясняется просто: первобытный человек еще не испытал той аскетической дисциплины ума, которая известна нам как критика знания. Для него мир – более или менее текучий феномен в потоке его собственной фантазии, где субъект и объект недифференцированы и находятся в состоянии взаимопроникновения. «Все, что снаружи, также и внутри», – можем сказать мы вместе с Гёте. Но это «внутри», которое современный рационализм так рьяно стремится вывести из «снаружи», обладает априорной структурой, которая предшествует всякому сознательному опыту. Совершенно невозможно понять, как «опыт» в самом широком смысле или, если уж на то пошло, нечто психическое может возникать исключительно из внешнего мира. Душа – часть сокровенной тайны жизни; как и всякий организм, она обладает своей особенной структурой и формой. Вопрос о «происхождении» этой психической структуры и ее элементов, то есть архетипов, носит метафизический характер, а потому не имеет ответа. Структура – нечто данное, предусловие, которое заведомо присутствует в каждом случае. Это мать, матрица – форма, в которую вливается весь прочий опыт. С другой стороны, отец репрезентирует динамику архетипа, ибо архетип состоит как из формы, так и из энергии.