— Неправда, по крайней мере, для здравомыслящего человека. Только затуманенной голове геометра нужно «доказывать», что кратчайшее расстояние между двумя точками прямая линия. В жизни это принимается без всяких доказательств, и всякий извозчик, не имеющий и понятия о геометрии, едет напрямик, когда хочет скорей добраться до места назначения. Здесь нет места ни для какого спора. Укажите в догматике одну такую аксиому, и человечество примет ее, не потребовав доказательств. В том–то и беда, что истины христианства, как бы они ни были сами по себе хороши, не имеют оправдания в жизни, текущей перед нашими глазами, и потому здесь вечный простор для всякого рода споров. Простите, я буду говорить с грубой прямотой: вот вы, Павел Иванович, профессор, доктор богословия, в некоторой степени опора церкви и православия. Вы считаете себя истинно верующим христианином, крещены, миропомазаны, венчаны, несколько раз исповедовались и приобщались. А вот Садулла Мирзабекович — магометанин. Какая же между вами разница? Укажите хоть один признак, по которому я мог бы увидеть, что вы очищены, а он нечист, что вы возрождены, что в вас Христос, что вы действительно новый человек, новое творение во Христе, а он ветхий человек, тлеющий в похотях своих, раб дьявола. Ведь могу же я, например, видя людей, сразу определить, что это вот интеллигент, а это неотесанный мужик. Тут же ничего подобного. В действительности передо мной два прилично одетых господина одинаковых приблизительно лет; вы мучаетесь подагрой, Садулла Мирзабекович — одышкой; у него жена и дети; у вас, простите, детей нет, а жена давно сбежала. И умрете вы оба и сгниете; вы — с надеждой попасть в небесный Иерусалим, а он — в прекрасный Магометов рай. А где, в действительности, каждый из вас очутится — никто не знает.
Студент кончил и порывисто сел. Гости, смущенные его выходкой, невольно молчали. Матушка стала усиленно просить всех выпить еще по стакану чая, а отец Григорий обратился к отцу Зосиме:
— А вы как, отец Зосима, думаете насчет сущности христианства?
Отец Зосима, добродушный старичок, не получил полного богословского образования. Он с охотой слушал богословские споры, но сам никогда не принимал в них участия. Отец Григорий предложил ему вопрос с задней целью — замять неприятный разговор.
— А я так думаю, — встрепенулся отец Зосима, — у нас в иерейской грамоте сказано: «Вящия же и неудоборассудные вины приносити и предлагати нам», то есть архиереям. Вот я и надумал пойти к нашему новому владыке, да и спросить его об этом.
— Ну и надумали, — рассмеялся доктор. — Зачем же вам владыка, когда между нами имеется такой авторитет, как Павел Иванович, профессор академии и доктор богословия? Ведь наш владыка всего–то кандидат богословия, да и ту степень, по справкам, наведенным любопытными отцами, с грехом пополам получил.
— Ну, уж этого я не знаю… А по–моему, к владыке надо, — стоял на своем отец Зосима.
Доктор пожал плечами. Отец Владимир снисходительно улыбнулся детской вере отца Зосимы в авторитет владыки. Отец Григорий промолчал.
Павел Иванович вдруг вспомнил о каком–то неотложном деле, ожидавшем его, и, извинившись недосугом, заторопился домой.
Разговор не вязался, да и было уже поздновато. Солнце закатилось, и начало темнеть. Гости перебросились еще несколькими фразами и, допив стаканы, распрощались с хозяевами.
Глава шестая
Дня через два по приезде нового владыки все городское духовенство получило через отцов благочинных извещение о том, что владыка вскоре будет осматривать церкви. Предписывалось церковным причтам быть на местах, владыку встречать как посетителя, то есть без трезвона и не в облачениях.
Засуетились по церквам. Везде пошла чистка, уборка. Старосты заботливо оглядывали все уголки, не осталось ли где паутины, чисто ли вымыты полы, достаточно ли ярко блестят люстра и подсвечники… Батюшки тщательно осматривали церковные документы, приводили в порядок ризницу и алтарные принадлежности. Все старались по мере своих сил. Никому не хотелось на первых же порах чем–либо вызвать неудовольствие владыки.
Только в церкви отца Герасима все оставалось по–прежнему. Прочитав извещение своего благочинного, отец Герасим заложил его в какую–то книгу и, казалось, совсем позабыл о нем. Церковный сторож Ерема, узнавший в городе от своего кума, что владыка будет посещать все церкви, сбросив свою обычную лень, прибежал было к отцу Герасиму за церковными ключами, но отец Герасим, к его великому удивлению, не дал ему ключей и вообще не сделал никакого распоряжения.
— Как же так, батюшка, — недоумевал сторож, — ведь владыка–то все будет осматривать… Надо бы хоть пыль–то посметать, полы почистить… коврик постлать…
— Не надо, — коротко ответил ему отец Герасим. Сторож ушел, пожимая плечами.
— Мне что, — ворчал он, подходя к своей сторожке возле церкви. — Тебе же нагорит… Наше дело слушать, что велят…
Перед церковью была небольшая, огороженная площадка, пересеченная широкой дорожкой. Наслоившиеся по местам кучки сора, обезобразившие площадку, укоризненно взглянули на Ерему.