— Тогда продолжим. Ты, конечно же, знаешь, что человеком с глубокой древности и до сегодняшнего дня создано множество абсолютно разных художественных миров: ярких и красочных, серых и скучных, тёмных и тревожных; старых и новых миров будущего, прошлого и настоящего. Все они получили отражение в Имматериуме, который под воздействием умов людей, занятых этими вселенными, деформировался, двигался, изменялся. Далее из Варпа рождалась новая, молодая вселенная со своими законами и историей. Такие вселенные остаются связанными с нашей, родной, через общий Варп, и даже могут ограниченно влиять на неё: песенку там в честь них сочинить, или игру компухтерную создать. Но в отличии от них, влияющих опосредованно, наша вселенная может влиять на эти миры практически напрямую, через тонкую прослойку Имматериума на границе миров. Её, так скажем, стражем, если мирок затрагивает умы лишь небольшого количества людей, чаще всего является создатель мира, олицетворяющий такую силу, которая у нас называется "канон". Если кто-то попытается внести изменения в авторский мир без согласия стража, то большая часть людей признает изменения "неканоном" и мир останется прежним. Если же мир затронул большее количество людей, в особенности, людей творческих, то страж постепенно теряет свои позиции, свой "канон" теперь может создать и другой человек, и группа людей, при должном одобрении других; тогда создатель лишь следит за правильностью изложения событий. Но, тем не менее, за стражем всегда остаётся некое "право вето", помогающее отсеять откровенную труху. Ну, это если субъективно воспринимать, на самом деле всё намного сложнее. Так вот, твой мир — одну из таких вселенных — создал я. А потом создал здесь своего аватара, — Пепел обвёл себя рукой, — чтобы посмотреть, как тут всё получилось. И вдовесок несколько препятствий, связанных с перемещением между мирами, обошёл. Теперь могу страдать фигнёй в собственном мире.
— Но зачем? — верите ли, или нет, у меня в голове всё это как-то не укладывалось.
— По приколу, — улыбнулся Пепел, — и в другой мир из моей вселенной ты попал по приколу, и Архимагом ты стал по приколу. О! "Архимаг по-приколу", так вселенную и назову.
Пепел начал что-то быстро печатать на ноутбуке. Меня разрывали противоположные чувства. С одной стороны, бред-бредом. С другой стороны, моя история действительно напоминает один большой прикол. Ещё и это затмение… Мда, писец подкрался незаметно…
— Так я что, получается, ненастоящий? — практически в отчаянии спросил я.
Пепел оторвался от экрана:
— В том-то и дело, что нет. И мир твой настоящий, и я настоящий, и ты настоящий, и происходящая вокруг дичь — тоже настоящая. Только влиять я на это всё могу сильнее, чем кто-либо другой.
Я тяжело вздохнул, и, вспомнив утренне-ночные приключения, спросил:
— Тогда ответь мне на один небольшой вопрос: КАКОГО ФИГА ТУТ ДЕЛАЕТ УКУР!? ЧТО Я ТЕБЕ ТАКОГО СДЕЛАЛ?!
— Да не ори ты, — поморщился Пепел, — этот хрыч сам пришёл. Сказал, ему вселенная понравилась, и он в гости ненадолго. И его не колышет, что его никто не звал. Так что придётся терпеть. Благо, он только в тонком плане тут действовать может.
Мы вдвоём тяжело вздохнули.
— Ладно, проехали. Давай, что ли, обратно к вам пойдём: ты — на будущее рабочее место, а я — в гости.
— Пошли, — вздохнул я и пошёл будить хомяка, но на полпути обернулся и спросил:
— А зачем тебе это всё?
— Скуучно, — скрючил скорбную физиономию Пепел, — а то тебе, что ли, никогда не хотелось от серой обыденности уйти? Я вот ушёл, мне понравилось.
Мда, было над чем задуматься. А пока я расталкивал хомяка, Пепел выудил из стопки конспектов толстенный чистый блокнот и спросил:
— Я, как туда прибудем, карандаш советский с твоего стола возьму, а? Мой ноут там работать не будет, ибо магия не очень с техникой взаимодействует, придётся своими ручками всё писать.
— А он там откуда вообще взялся?
— Так я и положил.
На языке снова завис извечный вопрос "нафига?", но я снова сдержался и только сказал:
— Бери, мне не жалко.
Пока я расталкивал хомяка, чем-то шуршащий местный демиург воскликнул:
— Ля, точно! Пока помню, ответь, пожалуйста: ты последние две недели тупил?
Я недоумённо повернулся к Пеплу.
— Ну, было дело.
— Чувство всеобщей мировой корявости было?
— Было.
— А внезапные приступы самокопания? Провалы в памяти?
— Тоже были.
— Новые знакомые какими-то мутными или неестественными казались?
— Да, а что?
— Фух, чуть не забыл, — Пепел вновь распахнул только что закрытый ноут и опять начал что-то печатать, — приляжь пока рядом, — махнул он на хомяка, — а то по мозгам может ударить.
Я с постепенно нарастающим чувством тревоги медленно опустился на диван.
— Готов?
— К чему?
— Узнаешь, — уклончиво ответил Пепел и, глядя на меня, прожал "энтер".
Меня резко скрутило судорогой. Голова налилась свинцовой тяжестью. Некстати вспомнилось какое-то документально-бюрократическое описание какой-то советской игрушки: "ноги ватные, тело набито опилками, голова деревянная, глаза стеклянные…"
Тем не менее, моё состояние этот документ определил довольно точно.