Пепел тревожно глядел на странный агрегат, на скорую руку собранный мной из подручных материалов. Гов… кхе-кхе, отходов жизнедеятельности нам найти не удалось, поэтому пришлось обойтись палками и найденным в траве куском старого граммофона, тем самым, который трубовидный и на конус похож. Собственно, весь агрегат состоял только из этой трубы на трёх деревянных подпорках, воткнутых в землю поглубже, для большей устойчивости. Не обошлось и без магической начинки: с внутренней стороны конуса я накастовал особое заклинание, придуманное мною за то время, пока я в поте лица втыкал, откровенно говоря, фиговые распорки в неподатливый грунт. Заклинание заключалось в том, что поток воздуха, проходивший через замкнутое пространство трубы, усиливался в энное количество раз, пропорционально вложенной мане. То есть, если я накастую на обычную барную трубочку для коктейлей такое усиление, и волью в него маны, например, тысяч десять, то человек, сильно дунувший в такую трубочку, может к чертям сдуть бармена и немного подвинуть барную стойку. Так вот, в обратную сторону это тоже работает. То есть, если при том же мановложении кто-нибудь очень сильно вдохнёт, то в трубочку всосёт вообще всё, что окружает этого человека в радиусе трёх метров. А так как в трубочку большая часть этих вещей, скорее всего, не войдёт, то всё это полетит тому человеку прямо в лицо. А вы что думали? У каждого заклинания есть свои недостатки.
Так вот, в данный момент я пытался одной рукой — удержать всю эту конструкцию, направленную на облако, а другой — ровно держать пошатывающуюся и дёргающуюся ворону.
Пепел наконец не выдержал и спросил:
— А это точно сработает?
Я, пытаясь объяснить вороне, что мне от неё нужно, ответил:
— А фиг знает. Не проверим — не узнаем.
После чего приставил ворону к агрегату, всунул в клюв узкий конец трубы, влил в заклинание практически весь свой манарезерв, из-за чего на мгновение потемнело в глазах, и скомандовал:
— Дышите!
Ну, в общем-то… Могло быть и лучше. Она… чихнула. В итоге мощным порывом ветра перед агрегатом сдуло метровый слой почвы, большая часть деревьев, с треском вырванных из земли, улетела в неизвестном направлении, а с башен Академии посыпались кирпичи, пельмени и матерящийся Жорик. Дым вместе с пчёлами и слоником унесло куда-то под облака. Ворона, тревожно следившая за развитием событий, сдавленно каркнула и, выдирая колышки-подпорки из-под земли, с волшебной трубой в клюве ринулась вверх.
Пепел достал из-за пазухи ведёрко попкорна и протянул мне:
— Будешь?
Я отрицательно покачал головой.
— Зря, — изрёк Пепел и тут же захрустел жареной кукурузой, с интересом глядя на небо.
В это время там, высоко в этом самом небе, ворона с нечеловеческим (или, всё же "нептичьим"?) усилием втянула дым в себя. Всё облако мгновенно изчезло в трубе. Несколько секунд ничего не происходило. Затем наверху как будто зажглось второе солнце: как вы уже, наверное, догадались, светилась ворона…
Глава 27
Ворона ещё немного посветилась и так же резко потухла. В общем, пока проморгались, пока привыкли к темноте… Из изменений мы заметили следующее: птичка стала сантиметров на тридцать длиннее, клюв стал массивнее, а тело… Не, всё-таки как было синим, так таким и осталось. Короче, была весёлая синяя ворона, а стал — весёлый синий ворон.
Издав протяжный "кар-р", при этом так и не выпустив магический агрегат из клюва, из-за чего с крыши Академии сдуло ещё и яростно шипящего Чешира, птица спустилась на замлю, несколько раз хлопнула крыльями, поставила на распорки мою установку, отошла подальше, полюбовалась, повернулась к нам и прокаркала:
— А вот и я!
Задремавший стоя Пепел дёрнулся, чуть не упал, проснулся, широко открыл глаза и оглядел птичку. После чего изрёк:
— Ну всё, докаркалась. Теперь, властью, данной мне, нарекаю тебя Каркушей, и зваться тебе так до скончания веков.
Пепел махнул рукой, закрыл глаза и тут же снова задремал. Над бывшей вороной появилась надпись:
Вороньи глаза-бусинки блеснули золотым, из клюва вырвалось небольшое белое облачко, а сама ворона, икнув, улетела в неизвестном направлении. Хм… Если бы Морис Метерлинк написал "Синюю птицу" после встречи с этой пташкой, то вместо философских рассуждений, как мне кажется, там бы был сборник упоротых анекдотов и непереводимая, беспощадная и бессмысленная игра слов.
Я грустно поглядел на окружающий мир, пнул упавший рядом со мной кирпич, зевнул, магией подхватил спящего Пепла и поплёлся к себе в башню. Кушетку, вроде, ещё не уносили…
***
Утром следующего дня, ровно в шесть ноль-ноль… Хотя, кого я обманываю? Нормально разлепить оба глаза и подняться с постели в положение "сидя" я смог только к половине двенадцатого. И поднялся я только потому, что до меня слабым ветерком донесло обрывки запаха вкуснейших блинов. Видимо, Жорик чего-то шаманит…