Архипелаг

Гэвин заводит двигатель и выводит яхту в центр архипелага. Они бросают якорь недалеко от острова Краски, одного из дюжины других песчаных отмелей и рифов. Здесь уже стоят две яхты, но, к счастью, нет ни веселых пар, ни зонтиков, только кафе на берегу. Вдруг ему становится стыдно: ну с чего он так взбесился? Сегодня же пятница, люди приехали отдыхать. Это они сбежали из Тринидада от дождя, прошли уже сотни миль, а дождь все равно преследует их, гонится, наступает на пятки. А на самом деле в мире полно счастливых людей, которые живут полноценной жизнью, отдыхают и радуются. Но ведь он сам решил бежать, не так ли? А есть ли вообще в этом смысл? Если он так несчастен, не легче ли сидеть на одном месте?

Они уже подъели почти все припасы, им нужна пресная вода, да и все остальное тоже. Он заглядывает в кают-компанию — здесь как будто ураган прошел. До тошноты воняет мокрой псиной, яичницей с беконом, черт знает чем. Да уж, они — еще та команда, да и сюда дошли чисто по удаче, а не благодаря его мастерству. А теперь пришвартовались в этом спрятанном от мира раю, который, кстати, все равно уже наполовину уничтожен человеком. Если он спустит Сюзи на берег, она сожрет всех черных ящериц, он в этом не сомневается. Почему человек думает только о своих проблемах?

— Прости меня, ду-ду, — говорит он Оушен в полном замешательстве.

— Ничего, папа, — тихо отвечает она.

— Скучаешь по школе?

— Нет, не особенно.

— А по своим друзьям?

— Да, скучаю.

— Скоро ты снова их увидишь.

— Папа, я хочу, чтобы все было как раньше. Как тогда…

— Я знаю. — Он чувствует себя полным идиотом.

Дочь смотрит на него серьезно, печально. Она не жалуется, она все еще на его стороне.

— Мой братик ведь умер, да, папа?

— Да.

— Когда было наводнение?

— Да.

— И поэтому мы приехали сюда.

— Да.

Ее лицо краснеет, ей слишком грустно, чтобы плакать. Оушен смотрит себе под ноги. Она потеряна, так же как и он.

— Иди сюда, моя русалочка.

Она залезает к нему на колени, и они сидят так, прижавшись друг к другу, пока «Романи» покачивается на волнах. Он видит, как слезы тихо катятся по ее щекам.

* * *

Немного погодя они спускают шлюпку, пристегивают к ошейнику Сюзи поводок и плывут к берегу. Заходят в пляжное кафе, хипповое местечко: двери обрамляют выцветшие буи, низкие деревянные столики украшены разноцветными бутылками и выловленными из моря корягами. Пол песчаный, по периметру помещения развешаны гамаки, вместо скатертей — белые простыни, а под потолком болтается лампа с абажуром, связанным макраме. Весь пол исчиркан следами ящериц. Из-за угла появляется черная кошка, бесшумно запрыгивает на один из столов. Сюзи не реагирует.

— Здесь приятно, правда? — обращается Гэвин к Оушен.

Они садятся за стол, к ним подходит официант, чтобы принять заказ: свежий кокосовый сок, жареная курица с рисом. У стойки бара сидит целая семья, взрослые поглядывают на них с любопытством. Довольно необычно, когда мужчина один путешествует с такой хорошенькой маленькой девочкой. Впрочем, за последний год он уже привык к косым взглядам. Они молча жуют, Гэвин прокручивает в голове одну и ту же мысль: «Ничего, ничего, все будет хорошо!» Завтра он приберет в салоне, проветрит его, вымоет палубы. И Сюзи тоже помоет, а потом они заедут в супермаркет на Гран-Рокес. Что надо купить? Еще макарон, молока, хлеба, воды. Завтра он проведет рекогносцировку.

Он расплачивается по счету, и они бредут по пляжу назад, к своей яхте. Сюзи уже так не рвется с поводка, и он дает Оушен подержать собаку. Смешно, как быстро человек привыкает к пляжному безделью. Шлепанцы, соломенная шляпа, выгоревшие волосы, соленая кожа…

Оушен вдруг останавливается как вкопанная.

— Папочка, смотри!

Он тоже останавливается, сдвигает шляпу на затылок.

— Это же наш розовый домик! — в полном восторге кричит Оушен.

И верно — в нескольких метрах от моря стоит пляжный домик ярко-розового цвета. Они приближаются к нему с осторожностью, как к ценному музейному экспонату. Домик выстроен из дерева, с треугольной крышей, торчащей, как остроконечная шапка. На крыше уложены длинные, выгоревшие от солнца пальмовые листья — они свешиваются с ее краев неровно подстриженной челкой. Входная дверь тоже деревянная, она заперта, окна закрыты ставнями. У двери стоят два цветочных горшка, из которых растут ярко-зеленые лианы, а с крыши свисает рыболовная сеть с вплетенными в нее кусочками белого коралла. Кусочки коралла образуют своеобразную занавеску, целую стену морских косточек. Оушен с трепетом дотрагивается до одной из них.

— Папа, — шепчет она, — а можно мы будем здесь жить?

Гэвин тоже трогает коралловые косточки.

— Нет, малышка, это же не наш дом.

— Но ведь здесь никого нет!

— Может быть, хозяева тоже уехали путешествовать, как мы с тобой?

— А вдруг они не вернутся? Может, они уехали после наводнения, как мы? Может, они оставили этот дом нам?

— Детка, но у нас же есть собственный розовый домик, помнишь?

— Но этот лучше.

Он невольно усмехается. Она права, этот лучше.

— Я хочу жить здесь, папа.

— Это невозможно.