Читаем Архипелаг полностью

— Я — Рафаил, — он протягивает руку. — А это мой сын Джон.

— Гэвин, а это Оушен.

— А, названа так в честь моря.

— Да.

— Ты любишь море, крошка?

Оушен кивает.

— А что тебе больше всего нравится в море?

— Рыбы.

Гэвин улыбается.

— Я тоже люблю рыб, — ухмыляется Рафаил.

Оушен кривит губы с негодованием старой монахини, и Рафаил разражается смехом.

— Что это с ней?

— Не знаю, — пожимает плечами Гэвин. — Она иногда бывает…

— А, вся в мамочку?

Гэвин холодеет.

Оушен хмурится и высовывает язык.

— Смешная у тебя девчонка!

Как же Гэвин соскучился по разговору на равных, особенно со взрослым мужчиной! Рафаил и Джон присаживаются за их столик, заказывают еще выпивки. Рафаил настаивает, чтобы Гэвин попробовал штобу — разновидность мясного рагу с рисом и горошком. Разговор течет непринужденно. Гэвин выясняет, что Рафаил родился в Колумбии, переехал на Кюрасао еще ребенком вместе с родителями. Даже поступил в университет в Нидерландах, но вылетел оттуда и завербовался в голландскую армию — там он выучился стрелять и водить танк.

— Вау! — Гэвин впечатлен.

Рафаил производит впечатление человека, крепко стоящего на ногах. Такой не будет спасаться бегством, не будет отбывать офисную повинность с девяти до шести, и он не смотрит на часы, опасаясь, что опоздает к жене на ужин. И в то же время Гэвину хочется задать вопрос, который вертится у него на языке: а где же жена-то? Где мать мальчика? Почему отец и сын болтаются по миру вдвоем?

Но он не спрашивает, вместо этого позволяет себе напиться. Всего-то три кружки пива, и он уже хорош. Оушен так и засыпает на стуле, положив голову на стол, под которым Сюзи во сне дрожит и сучит лапами, охотясь на кошек.

Джон уходит куда-то в угол, не мешает отцу общаться. Проходит еще час, еще пара кружек пива, и Гэвин неотчетливо соображает, что не сможет сеть за руль и вернуться обратно, в гавань. Он даже не помнит, где оставил машину, не говоря уже о яхте…

* * *

Гэвин приходит в себя на пассажирском сиденье белого фургона Рафаила. Оушен и Джон спят на скамейке в пассажирском отсеке, Сюзи похрапывает на полу. Они стоят на огромной парковке. Одиннадцать вечера. Он так не вырубался с того дня, как заснул, стоя в офисном туалете. Зачем он так напился? Голова гудит.

— Где это мы? — хрипло спрашивает он Рафаила.

— В Кампо Аллегро. Это «Хэппи кэмп».

— А что это такое?

— Да просто курорт. Ну, мужик, ты и спать! Так сильно устал?

— Мне уже лучше, — Гэвин потягивается, зевает.

— Да ты и выглядишь лучше. Ладно, не буду задавать лишних вопросов.

— Лучше не надо.

— Слушай, мне кое-кого надо тут повидать. Ненадолго, о’кей?

— О’кей. Я посторожу.

— Да ладно тебе, не глупи. Пошли со мной, с детишками все будет в порядке, у Джона есть мобила на всякий пожарный. Давай поднимайся.

— Ты серьезно?

— А как же! Это место охраняется, тут везде сигнализация. Ворота заперты и все такое. Я здесь ночевал много раз, уж поверь мне. Самая охраняемая парковка на всем острове.

— Тут все выглядит как в армейском бараке.

— Так это и были бараки. Когда-то.

И правда, повсюду ходят мужчины в армейской форме.

— Нет, я не могу оставить дочку. Ее мать удар бы хватил… Да ладно, что это я. Я остаюсь, а ты иди.

— Хорошо, хорошо. А если я позову мою кузину Лейлу присмотреть за детьми? На часик или около того. Тогда пойдешь?

— Кузину?

— Да, у меня их целых три. Они все здесь работают: Лейла, Тина и Марианна. Хорошие женщины. Они тоже из Колумбии, а Лейла — сама мать, уж поверь мне. Хорошая мать, как мама твоей девочки. Давай пошли, я куплю тебе выпить.

Снова выпить? Но почему бы и нет? Когда он позволял себе радоваться жизни? До того, как женился? Гэвин замечает, что его голова радостно кивает сама по себе.

Рафаил воспринимает это как согласие, вытаскивает телефон, что-то говорит в рубку по-испански. Через несколько минут появляется Лейла, пухленькая, симпатичная, в обтягивающих джинсах и куртке со стразами. Темно-карие глаза обведены синим, как крылья бабочки-махаона, но смотрят серьезно. Она кивает Гэвину, садится на его место, открывает журнал «Хэлло!».

Пройдя по лабиринту улиц, они останавливаются перед дверью, возле которой выстроилась небольшая очередь из мужчин. Всех тщательно обыскивают. И только после того, как они входят внутрь, Гэвин наконец понимает, где оказался.

— Это что, бордель?

— Да.

Они стоят посреди дворика в окружении откровенно одетых женщин. Их соски закрывают крошечные разноцветные лепестки, между ног протянуты узкие полоски ткани. Некоторые щеголяют жилетками из ленточек, на других — мини-юбки и оленьи рога, кто-то вообще обернул себя мишурой наподобие рождественской елки… И на всех — туфли на высоченных каблуках. Девушки в основном темнокожие, совсем юные, их длинные волосы распущены, голые ноги натерты ароматическими маслами. Они выглядят потрясающе: сильные, как амазонки, и одновременно грациозные и нежные, внушающие и страсть, и ужас.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее