Архипелаг

Обе они — индианки Гуна — одеты в джинсы и белые футболки, густые черные волосы аккуратно убраны назад.

— Вы говорите по-английски? — пускает пробный шар Гэвин.

— Немножко, — отвечает одна.

— Так это больница?

— Да. Идемте с нами.

Они идут следом за женщинами через заросший сорняками сад, где гуляют куры. На кур с вожделением смотрят бродячие собаки. У дверей клиники их встречают еще три женщины, одетые в традиционную одежду Гуна: красные узорчатые платки, платья, украшенные аппликациями в традиционном индейском стиле, называемыми «молас», на ногах — сплетенные из бисера гольфы. В носы продеты золотые кольца, на щеках замысловатые татуировки. Он улыбается им, женщины смущенно хихикают в кулак. Оушен, не мигая, рассматривает эти экзотические создания.

— Папа, кто это?

— Индианки.

— Я останусь здесь с Сюзи, — предлагает Фиби.

Он кивает, проносит дочку по коридору. Потолок в грязных пятнах, на полу не хватает плитки, шкафчики для бумаг заржавели, воздух сырой, затхлый от близости к морю.

Женщины приводят его в кабинет, оборудованный подобием операционного стола. Входит мужчина-врач, тоже индеец Гуна, одетый в зеленый медицинский халат.

— Привет, меня зовут Антон, — представляется он, улыбаясь.

— Я — Гэвин. Сюда класть?

Врач кивает, и Гэвин осторожно опускает Оушен на стол, неловко отступает, не отпуская ее руки, оглядывается по сторонам: тут все держится на соплях, оборудование ветхое, рыжее от ржавчины. Женщины начинают разбинтовывать ногу, и Оушен вскрикивает от боли.

— Ай! Больно! — визжит она, заливаясь слезами.

Повязка пропитана засохшей кровью, они льют на нее воду, чтобы немного размочить слои бинта, осторожно разматывают его. Сестра держит Оушен за другую руку, ободряюще улыбается сначала девочке, потом ему.

— Да, большая царапина, — говорит она.

— Ничего страшного, — подает голос одна из женщин-врачей. — Рана поверхностная, не слишком глубокая.

Но Гэвин снова видит желтоватую мышцу, куски разорванной кожи, розовое мясо внутри.

— Она не выглядит поверхностной, — мрачно заявляет он.

— До кости не дошло, — говорит врач.

— Вы будете зашивать рану?

Они кивают.

И снова желудок начинает сжиматься, как будто щупальце осьминога шарит по его внутренностям, подбирается в горлу, душит. Он улыбается сестре.

— Что-то меня немного тошнит. Наверное, съел чего-нибудь! — Он показывает на свой живот.

Антон кивает, снисходительно улыбаясь.

Одна из женщин-врачей надевает хирургические перчатки.

— Эээ, у вас же есть обезболивающие средства, правда? — Гэвин вдруг понимает, что этот вопрос здесь не является риторическим.

Врачи кивают.

Он поворачивается к Оушен.

— Моя маленькая, будь мужественна, тебя немножко уколют, совсем чуть-чуть, а потом тебе совсем не будет больно.

Оушен сурово кивает, крепко сжимает губы, будто готовясь к худшему. Закрывает один глаз, другим сканирует комнату как телескопом. Она держится за отца обеими руками, ладони становятся потными от страха. Он оглядывается за спину, видит, как женщина-врач щелкает пальцами по шприцу, кивает ему, как будто говорит: «Поехали!»

— Ну, русалочка, держись!

Доктор вонзает шприц в ногу. Оушен заходится криком, но женщина, не обращая внимания на вопли девочки, продолжает вкалывать анестетик по периметру раны. Гэвину становится дурно — он поспешно отворачивается.

— Папаа!!! — кричит Оушен, и реки слез текут на его руку.

Его бросает в пот, ведь ужас его ребенка — его ужас! Видеть ее страдания для него невозможно, мучительно.

— Да помогите же ей наконец, во имя Господа! — вырывается у него.

Антон улыбается, безмятежно качает головой, как будто не замечая залитого слезами лица Оушен, ее дрожащих от страха губ.

Вдруг на груди хирурга раздается странный звук — это звонит лежащий в верхнем кармане халата мобильный телефон. Антон отвечает на звонок, говорит что-то на языке Гуна, и Оушен на мгновение перестает плакать, прислушиваясь к незнакомой речи.

Антон произносит еще пару слов, улыбается и передает телефон девочке.

— Это тебя! — сообщает он.

Странно, но Оушен как будто не удивлена, она подносит телефон к уху и произносит голосом профессиональной секретарши:

— Алло, слушаю вас!

От удивления Гэвин невольно открывает рот, а врач по имени Антон смеется.

— Это мой брат звонит, — объясняет он.

Оушен слушает голос в трубке, хмурится, пытаясь понять, удивленно поднимает брови.

— Папа, — шепчет она, сделав страшные глаза, — мне кажется, это звонит какой-то голландец.

С трудом сдерживая смех, Гэвин оглядывается на врачей. Они работают над раной, сдвигают кожу, накладывают стежки, но теперь Оушен уже ничего не чувствует, поскольку подействовал анестетик.

— Спасибо! — благодарит он врача, а тот только кивает, продолжая улыбаться.

Еще несколько минут Оушен слушает голос в трубке, а звонящий уверен, что говорит со своим братом Антоном.

— Неправильно набран номер, — в конце концов заявляет Оушен, передавая телефон назад доктору.