Наш грузовой Ли-2 много лет возил бочки с. горючим, железо, строительный лес, туши мороженого мяса… Пол покрывали неструганные доски, исцарапанные грузами, словно настил в кузове грузовика. Мелко вибрировала алюминиевая обшивка. Я натянул шубу и лег на груду спальных мешков, это было комфортабельнее, чем в лайнере международной авиалинии. В иллюминатор я посмотрел только тогда, когда самолет пересекал линию берега. На льду пролива Дмитрия Лаптева стоял слой воды, которая выглядела светло-коричневой, как спитой чай. Вскоре сплошная полоса воды кончилась, ближе к центру пролива лед был местами сухой, местами на поверхности его видны были обширные лужи, местами чернели полыньи. Кончался июль. Наступило время разрушения сплошного ледяного поля. Подвижки раздирали ледяной массив, по трещинам сжатия строились заборы торосов. Не знаю, какой была толщина льда в этом году, но случается, она достигает и двух, и трех метров. Представьте себе льдину, толщина которой превышает высоту вашей комнаты, даже если вы живете в доме старой постройки. Это не удивительно: в некоторые, правда рекордные, годы число дней со среднесуточной температурой ниже нуля превышает триста!
Ближе к берегу острова Большой Ляховский лед был грязный от пыли, нанесенной ветром с острова за зиму; черное лежало не сплошь, а пятнами, образуя сложный рисунок. У мыса Бурус-Тас стена свежих торосов, белая на фоне грязного старого льда, была особенно высока. Вдоль стены лежала глубокая тень.
Горы острова Большой Ляховский были затянуты туманом. Иногда в просветах было видно, что тундра уже по-летнему зеленеет, только по руслам речек еще сохранились снежники; такое впечатление, будто гидросеть была нарисована белой краской по темному. За северным берегом острова вошли в низкую облачность, и дальше до самого места назначения в иллюминаторе было только крыло, огромное, как крыша, крытая оцинкованным железом. Покрытый светящимся красным составом конец крыла едва различался в полумраке.
А у западного берега Котельного облачность внезапно пропала. Лед на море ослепительно блестел, береговые обрывы на полуострове Михайловском были почти свободны от снега.
— Завтра пойдем в маршрут! — крикнул мне Вольнов. Мне тоже не терпелось скорее взять молоток в руки.
И вот перед нами Темп, «воздушные ворота» Новосибирских островов, если воспользоваться терминологией газетчиков.
Посреди залива Стахановцев Арктики, отчленяя от него мелководную лагуну, плавной дугой вытянулась галечная коса. К югу она расширяется и напоминает сверху ладонь с растопыренными пальцами, а северный конец узкий и длинный, как едва показавшаяся из воды спина подводной лодки. На северном конце косы стоит добротный бревенчатый барак, рядом — несколько подсобных строений.
Вот в правом иллюминаторе показались наши палатки, вытянутые в линию, колеса коснулись гальки, и машина, покачиваясь, покатилась к домику авиапорта. Слева показались емкости для горючего. Около взлетной полосы еще дотаивали остатки снега, на голубой поверхности луж маленькие волны от винтов бежали в одну сторону. Сережа, темповский дизелист, шел впереди самолета, показывая, куда выруливать.
— Вот с этим мужиком, — сказал Д. А. Вольнов, заметно волнуясь, — в пятьдесят пятом мы работали. Он тогда еще в старом Темпе жил.
Раньше жилье в Темпе стояло в устье речки Седова. Тогда через протоку ходила лодка по паромному канату, а на той стороне всегда стоял грузовик. Каждый, кому было нужно, мог завести машину и подъехать к домам. Но в старом Темпе было плохо с питьевой водой.
— Вы уже двадцать лет здесь? — спросил Вольнов дизелиста, когда мы вышли из самолета.
— Двадцать четыре…
Кроме Темпа на острове Котельном есть две или три полярные станции, но они даже не имеют с Темпом прямой радиосвязи, а только через Тикси. Несколько охотников промышляют на острове песца. В Темпе нет врача. И нет кладбища. Заболевших увозят самолетом в Тикси…
Пейзаж Темпа лишен вертикальных линий. Не уловить, где кончается коса и начинается море. Только темными пятнами выделяются штабеля бочек, которых здесь скопилось великое множество. Ни трава, ни мох не растут на плоской серой гальке, покрытой известковым налетом. Зато Темп не знает грязи ни при какой погоде. Галька совсем как в Сочи на пляже, даже запах морской гнили можно уловить в теплую погоду. Коренной берег острова здесь невысок, на нем нет объектов, способных задержать взгляд. Нет в Темпе и многого другого, а самбе существенное, по-моему, отсутствие свежих впечатлений. Информационный голод злее голода физического.
— Не надоело? — спрашивает Вольнов дизелиста.
— Нет, а почему? К тому же скоро до пенсии дотяну, до льготной…
Обычное объяснение: льготная пенсия, надбавки, районный коэффициент. Люди словно стесняются более высоких мотивов.
— Ну дотянете, а потом что?
— Потом? Потом, может, еще останусь. Привык здесь, в городе маюсь, не знаю, чего делать. И жена тоже самое…
— Давно вы женаты? — спрашивает Вольнов.