Архипелаг Грез

На гряде, где пролегает граница, нет худшего наказания, чем патрулировать мерзлое высокогорье. Вот и Дик вскорости был восстановлен в правах и отправлен в дозор, чему нисколько не удивился. Рыжеволосого капрала он больше не видел, а о минувших событиях никто ему так ни разу и не напомнил. К полудню следующего дня он уже мерил шагами отведенный участок близ стены, откуда простирался вид на страну, которую он будто бы защищал. Стояла немилосердная стужа, и временами приходилось снимать и чистить от инея выпуклые очки. Щурясь на ярком свету, Дик соскребал ногтем корочку льда с темных солнцезащитных стекол. Время от времени приходилось передергивать затвор, чтобы тот не примерз.

С утра, поднимаясь на высокогорье, он оглянулся и увидел с высоты городок и заброшенную лесопилку с потушенными фонарями. Вокруг раскинулась снежная целина – здесь никто не ходил, и тропы с подогревом уже не было – ее или выключили, или куда-то перенесли.

За время вынужденного пребывания Дика в казарме вдоль границы проложили дополнительные укрепления. У сторожевых вышек поставили прожекторы, а на склонах до самой стены протянули электрокабель, намотанный на гигантские бобины. Сюда же приволокли огромные выпуклые цистерны, и те наполовину утопали в снегу. Хитроумные переплетения шлангов и сопел тянулись до самых парапетов. Несмотря на расставленные повсюду плакаты, извещающие о том, что доступ к оборудованию разрешен лишь квалифицированному персоналу, Дик умудрился уже пару раз споткнуться, зацепившись носком сапога о громоздкие трубы, и лишь со временем научился смотреть себе под ноги.

В сумерках ему разрешили ненадолго покинуть пост и хлебнуть горячего. Он поел в сторожке перченого супа и с наступлением темноты вернулся в свой сектор, где в оцепенелом отчаянии принялся расхаживать взад и вперед, считая минуты до окончания дозора.

Ночные патрули считались особо паскудным делом, поскольку приходилось, как правило, сражаться один на один с враждебным содружеством мрака, мороза и целой когортой необъяснимых и жутких шумов. Неподалеку от стены, в теплых казармах дежурили солдаты подкрепления, но в непредвиденных обстоятельствах именно патрулю выпадало принять на себя первый удар.

Отчего-то в ту ночь не горели прожекторы на вражеской стороне. Стояла кромешная тьма, и смутной громадой высился впереди темный силуэт ограждения. Различалась лишь полоса пешей проталины на фоне белого снега да зловещие, наполовину утопленные в сугробах цистерны.

Каждый раз, проходя мимо сторожевого поста, Дик убеждался, что текущий уровень опасности остается низким и никаких следов вражеской активности не наблюдается.

Как же часто в последние дни он задумывался, где теперь враг, что он делает, каковы его помыслы! Может быть, там, на другой стороне парапета, так же, как он, дрожит от холода паренек, топая взад и вперед, отмеряя шагами пространство и думая лишь об окончании вахты.

Здесь, у стены, где сходились границы двух стран, где сталкивались политические и экономические разногласия, Дик сильнее всего ощущал незримую близость врага. И если внезапно начнется вторжение, завяжется перестрелка, то лично ему придется принять бой и, может быть, пасть. А с другой стороны, граница незримо привязывала его к врагу: солдат по ту сторону подчиняется таким же приказам и сносит схожие тяготы службы. И так же, как он, свято верит, что защищает родную страну с ее строем, чуждым ему настолько же, насколько чужды были Дику бюргеры с их поборами и запретами.

Дик передернул затвор, ветер стих, и в наступившем покое кто-то другой, по ту сторону, повторил его действие. В патруле часто слышишь подобное. Этот звук будоражит и вместе с тем приносит странное умиротворение.

В кармане лежала любимая книга, которую, в нарушение всех инструкций, он взял с собой в дозор. Сам факт, что Дика вновь поставили на дежурство, не означал, что с него сняты все обвинения, а потому он боялся обыска в казарме. В любом случае, после последних событий держать при себе ее роман было тем немногим, что он мог еще сделать во имя Мойлиты. Он ничего не знал о том, что произошло с ней, но был почти уверен, что ничего хорошего. Она говорила посредством символов, Дик был готов превратить символы в действия.

Наконец-то Дик понял, чего от него добивалась Мойлита, и знал, что на практике это неосуществимо.

Он поднял взгляд на огромную стену над собой. Она была сумрачной, совсем не символичной и почти наверняка неприступной. На его стороне границы было много ловушек; скорее всего, их было полно и по ту. Здесь были противопехотные мины, и там они тоже были. Минные поля, растяжки и колючая проволока под напряжением… Стоит только руке показаться над стеной, и тебя накроет шквалом огня из пулеметов с радарным наведением. За те неполные пару лет, что идет война, он слышал бесчисленное множество рассказов о гранатометных дуэлях, случившихся из-за такой малости, как шорох упавшего со стены снежного пласта.