Архипелаг Грез

Когда мы покинули столовую, капитан Бартлетт представил меня трем другим пилотам, но от духа непринужденного товарищества, профессионального жаргона, фамильярного подшучивания друг над другом и бесшабашного признания опасности их работы я почувствовал себя даже хуже, чем просто незваный гость. Несколько минут четверо молодых людей болтали, обсуждали прогноз погоды на день, включая направление ветра. Об этом говорили часто из-за риска, что немцы могут применить отравляющий газ. При определенных условиях его ядовитые щупальца могли дотянуться даже до летного поля. Но на остаток дня прогнозировали слабый юго-западный ветер, так что эти опасения по крайней мере на некоторое время были развеяны.

Капитан Бартлетт вывел меня обратно на поле и проводил к одному из ждущих своего часа военных самолетов. Бóльшая часть их отсутствовала – я слышал, как они взлетают, пока мы завтракали.

Когда мы приблизились, то стоявший рядом с машиной летчик, который наклонился, чтобы переговорить с одним из механиков, работавших над нижней частью крыла, заметил нас и тут же выпрямился. Он напрягся, а потом приветствовал нас обоих. Бартлетт ответил автоматически, а я отдал честь с опозданием на секунду или две.

– Это мой второй пилот, – сообщил Бартлетт. – Наблюдатель, младший лейтенант Аструм. Аструм, это капитан-лейтенант Трент, он приехал в нашу эскадрилью в качестве консультанта по маскировке.

– Доброе утро, сэр! – поздоровался Аструм, не выказав заметного удивления по поводу моего появления. Приятный акцент выдавал в нем жителя западных графств. Я был как минимум вдвое старше всех, кого мне довелось встретить на этой авиабазе, кроме того, ощущал себя чужаком. Но младший лейтенант Аструм улыбнулся и по-дружески протянул мне руку. – Добро пожаловать на борт!

– Аструм летает со мной в качестве наблюдателя и пулеметчика, – сказал капитан Бартлетт. – Сегодня мы планируем совершить обычную вылазку к позициям немцев на северо-востоке отсюда. Этот регион называется Буа [27] Байёль. Увы, сейчас там не осталось деревьев. Это участок, где особенно свирепствуют зенитки. Мы думаем, там творится нечто такое, что немцы хотят от нас скрыть, а потому задают нам жару. Разумеется, это еще больше возбуждает наш интерес, и мы постоянно возвращаемся, чтобы еще раз взглянуть, и каждый раз зенитки палят все сильнее.

Младший лейтенант Аструм показал на участок хвостового стабилизатора, рядом с которым он стоял. Я видел, что обшивка в нескольких местах залатана, а потом небрежно закрашена.

– Это случилось два дня назад, сэр, – сказал он. – Над тем самым местом, где раньше был лес Байёль. Но зацепило не слишком серьезно – даже близко не сбили, но попали сильно.

– Нормально вернулись?

– До дома добрались, – ответил Бартлетт, глянув на наручные часы. – Мы собираемся совершить испытательный полет через пару минут, но перед этим хочу показать вам ту проблему, над которой вам нужно поработать. Давайте заглянем под днище.

Он кинул в сторону свою летную куртку и жестом показал, что и мне тоже нужно снять китель, затем лег на спину и велел мне присоединиться. Мы вместе, извиваясь, подползли под нижнее из двух крыльев. Разумеется, это был ближайший ракурс, с какого мне довелось увидеть летающий аппарат вообще, не говоря уже о военном самолете, оснащенном вооружением и с полным баком топлива. Плоскость крыла нависала всего в нескольких сантиметрах от моего лица, и я внезапно ощутил ужас. Вокруг нас витал едкий аромат лака, которым они укрепляли обшивку, явно с высоким содержанием эфира или алкоголя. Капитан Бартлетт, видимо, заметил мою реакцию.

– Вы привыкнете к этому запаху через пару дней, сэр, – сказал он. – Постарайтесь глубоко не вдыхать. Но эти «птички» без него в воздухе не удержатся.

Я не ответил. Я использовал жидкость с похожим запахом в одном из своих фокусов, в ходе которого внезапно вспыхивало впечатляющее пламя (ну, или казалось, что оно вспыхивает) буквально из ниоткуда. Я всегда нервничал в присутствии этой летучей и огнеопасной жидкости, обращался с ней с почтением, а тут целые самолеты покрыты ею или чем-то подобным. Несложно вообразить, что произойдет, если снаряд зенитки взорвется в непосредственной близости или даже просто раскаленная пуля пробьет обшивку.

Бартлетт показывал на парусину под крылом, постукивая по ней кончиками пальцев, чтобы продемонстрировать, как туго она натянута. Она была выкрашена серебристо-голубой краской. Им определенно пришли те же самые идеи по поводу маскировки, что и мне.

– Видите, что мы пытались сделать?

– Вижу. Помогло? Самолет стал менее заметным?

– Нет, насколько нам известно. Они все так же палят по нам. Проблема в том, что мы не можем экспериментировать с разными цветами. Каждый слой краски увеличивает вес самолета, кроме того, она размягчает лак, которым мы покрываем парусину. Разве что еще один цвет. Что думаете?

– Я не уверен, что краска – выход, – признался я. – Это первый шаг, но думаю, я могу предложить кое-что получше.

– Расскажете?

– Не сейчас. Нужно провести кое-какие изыскания.

– Каждый день на счету, сэр.