Архипелаг ГУЛАГ, 1918—1956. Опыт художественного исследования. Сокращённое издание.

Не здесь ли, в тюремных камерах, и обретается великая истина? Тесна камера, но не ещё ли теснее воля? Не народ ли наш, измученный и обманутый, лежит с нами рядом под нарами и в проходе?

В Бутырской церкви, уже осуждённые, отрубленные и отрешённые, московские студенты сочинили песню и пели её перед сумерками неокрепшими своими голосами:

…Трижды на день ходим за баландою,
Коротаем в песнях вечера
И иглой тюремной контрабандною
Шьём себе в дорогу сидора.
О себе теперь мы не заботимся:
Подписали – только б поскорей!
И ко-гда? сюда е-щё во-ро-тимся?..
Из сибирских дальних лагерей?..

Боже мой, так неужели мы всё прозевали? Пока месили мы глину плацдармов, корчились в снарядных воронках, стереотрубы высовывали из кустов – а тут ещё одна молодёжь выросла и тронулась! Да не туда ли она тронулась?.. Не туда ли, куда мы не могли б и осмелиться?

Часть третья – ИСТРЕБИТЕЛЬНО-ТРУДОВЫЕ

Только ети можут нас понимать, хто кушал разом с нами с одной чашки.

Из письма гуцулки, бывшей зэчки.

То, что должно найти место в этой части…

То, что должно найти место в этой части, – неоглядно. Чтобы дикий этот смысл простичь и охватить, надо много жизней проволочить в лагерях – в тех самых, где и один срок нельзя дотянуть без льготы, ибо изобретены лагеря – на истребление.

Оттого: все, кто глубже черпанул, полнее изведал, – те в могиле уже, не расскажут. Главного об этих лагерях уже никто никогда не расскажет.

И непосилен для одинокого пера весь объём этой истории и этой истины. Получилась у меня только щель смотровая на Архипелаг, не обзор с башни. Но к счастью, ещё несколько выплыло и выплывет книг. Может быть, в «Колымских рассказах» Шаламова читатель верней ощутит безжалостность духа Архипелага и грань человеческого отчаяния.

Да вкус-то моря можно отведать и от одного хлебка.

Глава 1. Персты Авроры

Розовоперстая Эос, так часто упоминаемая у Гомера, а у римлян названная Авророй, обласкала своими перстами и первое раннее утро Архипелага.

Когда наши соотечественники услышали по Би-би-си, будто концентрационные лагеря существовали в нашей стране уже в 1921 году, то многие из нас (да и на Западе) были поражены: неужели так рано? неужели уже в 1921?

Конечно же нет! В 1921 они уже были на полном ходу, концентрационные (они даже оканчивались уже). Гораздо вернее будет сказать, что Архипелаг родился под выстрелы «Авроры».

А как же могло быть иначе? Рассудим.

Медлить с тюрьмой, старой ли, новой, было никак нельзя. Уже в первые месяцы после Октябрьской революции Ленин нащупывал новые пути. В декабре 1917 он предположительно выдвигает набор наказаний такой: «конфискацию всего имущества… заключение в тюрьму, отправку на фронт и принудительные работы всем ослушникам настоящего закона»[29]. Стало быть, мы можем отметить, что ведущая идея Архипелага – принудительные работы, была выдвинута в первый же послеоктябрьский месяц. Но законодательно это было объявлено – в 1918 году, во «Временной инструкции о лишении свободы»: «Лишённые свободы и трудоспособные обязательно привлекаются к физическому труду».

Можно сказать, что от этой вот Инструкции 23 июля 1918 (через девять месяцев после Октябрьской революции) и пошли лагеря, и родился Архипелаг. (Кто упрекнёт, что роды были преждевременны?)

В августе 1918 года, за несколько дней до покушения на него Ф. Каплан, Владимир Ильич в телеграмме Пензенскому губисполкому написал: «сомнительных (не «виновных», но сомнительных. – А. С.) запереть в концентрационный лагерь вне города». А кроме того: «…провести беспощадный массовый террор…» (это ещё не было декрета о терроре)[30].

А 5 сентября 1918, дней через десять после этой телеграммы, был издан Декрет СНК о Красном Терроре, в нём, в частности, говорилось: «обеспечить Советскую Республику от классовых врагов путём изолирования их в концентрационных лагерях» [31].