В следующую субботу, после "кровавой", радио объявило: "рабочие электровозостроительного дали обязательство досрочно выполнить семилетний план".
...Если б не был царь слаба'к, догадался бы и он 9-го января в Петербурге ловить рабочих с хоругвями и лепить им бандитизм. И никакого бы "революционного движения" как не бывало.
Вот и в г. Александрове в 1961 г., за год до Новочеркасска, милиция забила насмерть задержанного и потом помешала нести его на кладбище мимо своего "отделения". Толпа разъярилась - и сожгла отделение милиции. Тотчас же были аресты. (Сходная история, в близкое время - и в Муроме.) Ка'к теперь рассматривать арестованных? При Сталине получал 58-ю даже портной, воткнувший иголку в газету. А теперь рассудили умней: разгром милиции не считать политическим актом. Это - будничный бандитизм. Такая была инструкция спущена: "массовые беспорядки" - политикой не считать. (А что ж тогда вообще - политика?)
Вот - и не стало политических.
А еще ведь льётся и тот поток, который никогда не иссякал в СССР. Те преступники, которых никак не коснулась "благодетельная волна, вызванная к жизни..." и т. д. Бесперебойный поток за все десятилетия - и когда "нарушались ленинские нормы", и когда соблюдались, а при Хрущеве - так с новым остервенением.
Это - верующие. Кто сопротивлялся новой жестокой волне закрытия церквей. Монахи, которых выбрасывали из монастырей (здесь многое сообщил нам Краснов-Левитин). Упорные сектанты, особенно кто отказывался от военной службы - уж тут не взыщите, прямая помощь империализму, по нашим мягким временам на первый раз - 5 лет.
Но эти уж - никак не политические, это - "религиозники", их надо же воспитывать: увольнять с работы за веру одну; подсылать комсомольцев бить у верующих стёкла; административно обязывать верующих являться на антирелигиозные лекции; автогеном перепиливать церковные двери, тракторными тросами сваливать купола, разгонять старух из пожарной кишки. (Это и есть диалог, товарищи французские коммунисты?)
Как заявили почаевским монахам, в Совете Депутатов Трудящихся: "если исполнять советские законы, то коммунизма придется долго ждать".
И только в крайнем случае, когда воспитание не помогает - ну, тогда приходится прибегать к закону.
Но тут-то мы и можем блеснуть алмазным благородством нашего сегодняшнего Закона: мы не судим закрыто, как при Сталине, не судим заочно - а даже полупублично (с присутствием полупублики).
Держу в руках запись: процесс над баптистами в г. Никитовка, Донбасс, январь 1964 г.
Вот как он происходит. Баптистов, приехавших поприсутствовать, - под предлогом выяснения личности задерживают на трое суток в тюрьме (пока суд пройдёт и напугать). Кинувший подсудимым цветы (вольный гражданин!) получил 10 суток. Столько же получил и баптист, ведший запись суда, запись его отобрали (сохранилась другая). Пачку избранных комсомольцев пропустили через боковую дверь прежде остальной публики - чтобы они заняли первые ряды. Во время суда из публики, выкрики: "Их всех облить керосином и запалить!" Суд не препятствует этим справедливым крикам. Характерные приёмы суда: показания враждебных соседей; показания перепуганных малолетних: выводят перед судом девочек 9 и 11 лет (лишь бы сейчас провести процесс, а что потом будет с этими девочками - наплевать). Их тетрадки с божественными текстами фигурируют как вещественные доказательства.
Один из подсудимых - Базбей, отец девяти детей, горняк, никогда не получивший от шахткома никакой поддержки именно потому, что он баптист. Но дочь его Нину, восьмиклассницу, запутали, купили (50 рублей от шахткома), обещали впоследствии устроить в институт, и она дала на следствии фантастические показания на отца: что он хотел отравить её прокисшим ситро; что когда верующие скрывались для молитвенных собраний в лес (в посёлке их преследовали) - там у них был "радиопередатчик - высокое дерево, опутанное проволокой". С тех пор Нина стала мучиться от своих ложных показаний, она заболела головой, её поместили в буйную палату психбольницы. Всё же её выводят на суд в надежде на показания. Но она всё отвергает! "Следователь мне сам диктовал, как нужно говорить". Ничего, бесстыжий судья утирается и считает последние показания Нины недействительными, а предварительные действительными. (Вообще, когда показания, выгодные обвинению, разваливаются, - характерный и постоянный выворот суда: пренебречь судебным следствием, опереться на деланное предварительное: "Ну, как же так?.. А в ваших показаниях записано... А на следствии вы показали... Какое ж вы имеет право отказываться?.. За это тоже судят!")