Архипелаг ГУЛАГ. Книга 3

Глава 4 Почему терпели?

Закономерность? – А мог ли так зажать царь? – Кадетско-социалистическая трактовка русской истории. – Солдаты-декабристы. – Ответ Пушкина. – Дело Веры Засулич. – Поражающая нас пустота политических тюрем. – Не давили, а дразнили. – Как преследовали Милюкова. – Ссылка Гиммера. – Убийство Максимовского. – Суд над Лопухиным. Неготовность кодекса. – Слабость тюремного режима. – Как преследовали Ульянова-Ленина. – Действительно ли были суровы к эсерам. – Студенческая забастовка 1901 года. – Бурцев о тюрьмах петербургских и европейских. – Леонид Андреев в тюрьме. – Красин, Радек, Семашко, Парвус. – Литературная энциклопедия на «К». – Как преследовали Крыленку. – Губернатор-революционер. – Печать в годы реакции. – Безопасная смелость ялтинского фотографа. – Ссыльный Гоц ведёт подрывную газету. – А как ссылали Шляпникова? – Отец и сын Зурабовы. – Родственники Тухачевского в СССР. – Родственники Троцкого и Ленина в России. – Лев Толстой и политическая свобода. – Когда о казнях открыто печатают. – 8 месяцев столыпинской «военной юстиции» и чем она была вызвана. – Революционеры не имели времени медлить. – Время столыпинское и время сталинское. – Степени сжатия вещества. – «Отрешиться от благодушия». – Что делает общественное мнение. – У нас образованное общество «ни о чём не догадывалось». – Арестантские протесты – и общественное мнение на воле. – Разодранная рубаха Дзержинского. – Знаменитый карийский эпизод. – И примерив его к нам. – Но и как возросли тюремщики. – Помощь побегам в царское время ничего не стоила. – Нижегородская тюрьма по Горькому. – Свидетельство Ратаева о ссылке и тюрьме. – Слабость секретного сыска в столицах, отсутствие в провинции. – Как покушались Сазонов и Каляев. – С царской ссылки не бежал только ленивый. – Побег и возвращение Улановского. – Побег Парвуса. – Наши мятежи и неготовность общества. – Как раз мы и не терпели.

Среди моих читателей есть такой образованный Историк-Марксист. Долистав в своём мягком креслице до этого места, как мы БУР строили, он снимает очки и похлопывает по странице чем-то плоскеньким, вроде линеечки, и покивывает:

– Вот-вот. Этому я поверю. А то ещё ветерок какой-то революции, черти собачьи. Никакой революции у вас быть не могло, потому что для этого нужна историческая закономерность. А вас вот отобрали несколько тысяч так называемых «политических» – и что же? Лишённые человеческого вида, достоинства, семьи, свободы, одежды, еды, – что же вы? Отчего ж вы не восстали?

– Мы – пайку вырабатывали. Вот – тюрьму строили.

– Это – хорошо. Строить вы и должны были. Это – на пользу народу. Это – единственно-верное решение. Но не называйте же себя революционерами, голубчики! Для революции надо быть связанным с единственно-передовым классом…

– Но ведь мы теперь и были все – рабочие?..

– Эт-то никакой роли не играет. Это – объективная придирка. Что такое за-ко-но-мер-ность, вы представляете?

Да как будто представляю. Честное слово, представляю. Я представляю, что если многомиллионные лагеря стоят сорок лет, – так вот это и есть историческая закономерность. Здесь слишком много миллионов и слишком много лет, чтобы это можно было объяснить капризом Сталина, хитростью Берии, доверчивостью и наивностью руководящей партии, непрерывно освещённой светом Передового Учения. Но этой закономерностью я уж не буду корить моего оппонента. Он мило улыбнётся мне и скажет, что мы в данном случае не об этом говорим, я в сторону ухожу.

А он видит, что я смешался, плохо представляю себе закономерность, и поясняет:

– Революционеры вот взяли и смели царизм метлой. Очень просто. А попробовал бы царь Николка вот так сажать своих революционеров! А попробовал бы он навесить на них номера! А попробовал бы…

– Верно. Он – не пробовал. Он не пробовал, и только потому уцелели те, кто попробовал после него.

– Да и не мог он пробовать! Не мог!

Пожалуй, тоже верно: не только не хотел – не мог.