Архипелаг исчезающих островов

— Чтобы все знать, как он! Чтобы уметь сразить врага остротой, сшибить с ног! Я недавно была на его диспуте с митрополитом Введенским… Подумаю еще, может, на литфак пойду. — Она опять вздохнула. — Отчего, ребята, я такая жадная? Всюду хочу поспеть сама. Музыку слушаю — хочу композитором быть или дирижером; книгу читаю — мечтаю писать; по мосту иду — хочу, чтобы мой был мост, чтобы я строила его. И всюду хочу первой… Это плохо?

В комнате у нее было очень уютно, несмотря на то, что там жили еще четыре девушки. Наша Лиза умела создать уют из пустяков, из ничего, воткнув в стакан букетик ландышей или разбросав на этажерке вырезанные из цветной бумаги салфеточки.

У нее был талант, свойственный, кажется, только женщинам: обживать любое, самое неуютное помещение. Она обжила бы, по-моему, даже льдину среди океана, заставив морских зайцев и нерп потесниться к краешку.

Наблюдая за тем, как она носится по комнате, накрывая на стол, я заметил так, к слову:

— Представляю себе жену полярного путешественника именно такой, как ты. Домовитой, заботливой и…

— А! Это значит: ждать-поджидать, поддерживать огонь в очаге? Англосаксонские образцы! Вычитано из книг!

— Ну что ты! — удивился я. — Какие же образцы? Вообрази усталого путешественника с заиндевелой бородой, с которой падают сосульки на коврик перед камином…

И я изобразил путешественника довольно яркими красками.

— Разве ему, — продолжал я, — не нужен отдых, не нужна заботливая, любящая жена?

— Нужна, — смягчилась Лиза. — Но самой женщине мало этого. Уж если быть женой путешественника, то такой лишь, как Ольга Федченко или Мария Прончищева! Чтобы с мужем всюду рука об руку, чтобы вместе и в горы Средней Азии, и в тундру на собаках…

Вот какая была она, эта Лиза! Не правда ли, жадная?

5. «Сидели два медведя»

Незаметно Лиза усвоила в разговоре с нами интонации старшей сестры, хотя была моложе нас. Журила за непрактичность, неэкономность, неаккуратность. Убеждала «вводить в организм» супы, а не есть впопыхах и всухомятку. Перед ее появлением я и Андрей с ожесточением подметали комнату. И все-таки Лиза оставалась недовольна, хватала веник и подметала по-своему.

— Опять бегали на ледоход смотреть? — возмущалась она и недоверчиво оглядывала нас с головы до ног. — Ну конечно, брюки в снегу, пальто тоже… Дети! Ну просто дети!

Со мной, впрочем, Лиза обращалась ласковее, чем с Андреем, вероятно, потому, что он был такой серьезный.

Мой друг обладал большим чувством собственного достоинства, умел всюду себя поставить — завидная черта! Но с девушками у него разговор не клеился. «Гордый какой-то», — говорили девушки. А это была не гордость, а застенчивость. Порой бы он и хотел пошутить с девушками, да шутки не получались.

Андрей добросовестно старался разобраться в новой обстановке.

— О чем ты разговариваешь с ними? — спрашивал он меня. — Я наблюдал за тобой. Черт тебя знает, чуть ли не с каждой девушкой говоришь так, словно бы влюблен в нее. На них это действует, наверное?

Что я мог на это ответить?

Все дело, думаю, было в прическе. Проклятые волосы! Как ни смачивал их под краном, как ни закручивал туго-натуго повязкой на ночь, ни за что не желали лежать спокойно — разлетались и лохматились от малейшего дуновения ветра. Это придавало мне отчаянно-легкомысленный вид.

Так вот, если возможны положения, при которых человек должен соответствовать своему внешнему виду, то это как раз был именно тот самый случай.

Шучу, понятно! Просто мне было немногим более двадцати лет, а в этом возрасте человек пребывает в состоянии постоянной восторженной влюбленности, как бы в легком опьянении своей молодостью.

Влюбленность, как известно, трудно переносить молча. Тянет выговориться, обязательно поделиться с кем-нибудь.

Однако Андрей, по макушку погруженный в учебу, сурово отстранял все попытки дружеских излияний.

Лиза явилась как нельзя более кстати.

Она принадлежала к той категории женщин, которым как-то чрезвычайно легко, сами собой, поверяются сердечные тайны. Была отзывчива и вместе с тем оптимистична — отличное сочетание!

Бывало, мы уединялись с ней в уголке и начинали шептаться, сблизив головы. Это раздражало Андрея.

— Опять Лешка исповедуется?

— Я же не называю имен, — откликался я. — И ничего плохого не говорю. Я советуюсь. Лиза — девушка. Она может понять женскую психологию, подать нужный квалифицированный совет…

— Каждые полгода нужен тебе новый совет!

Лиза, в общем, сочувствовала мне, но с оттенком неодобрения.

На память приходило первое посещение Петра Ариановича в Весьегонске, когда она перевязывала ссадины на моей руке. Проворные пальчики двигались очень осторожно, чтобы не причинить боль, но губы были сердито оттопырены.

Так получалось и теперь.

— Разбрасываешься! — говорила она. — Размениваешь свое чувство на гривенники!

— Посмотрю, как ты не будешь разменивать! — отвечал я снисходительно. — У тебя поучусь!

— Гривенников не будет! Мне, знаешь, подавай все сразу, в большущем золотом слитке. Я ведь жадная.

Случалось, что и Андрей вступал в разговор.