Архипелаг исчезающих островов

Боже мой! И надо же, чтобы случилось именно так: Союшкин, подобно нам, занялся географией? Почему? Неужели только потому, что когда-то, пользуясь привилегиями первого ученика, он торжественно вносил за Петром Ариановичем географические карты в класс и развешивал их на доске?

Медленно продвигаясь с толпой к выходу, я не утерпел и оглянулся. Зубрила с первой парты аккуратно укладывая в портфель свои бесчисленные заметочки и выписочки. Подле него, одобрительно кивая головами, топталось несколько человек, среди них и старичок в тюбетейке.

Глаза Союшкина были скромно потуплены. Я понял: он, как всегда, получил высший балл!

9. Пока врио…

У вешалки нас перехватила юркая личность в высоко подпоясанной гимнастерке, какие носят обычно завхозы или снабженцы.

— Товарищ директор просят в кабинет, — сказала личность, подобострастно осклабясь.

Отказаться было неудобно, тем более что до этого мы никогда не бывали в Институте землеведения.

Суетливо двигая лопатками, посланец повел нас по коридорам и лестницам, в обход зала, пока мы не достигли наконец двери директорского кабинета.

Они бесшумно распахнулись. Из-за огромного письменного стола навстречу нам поднимался Союшкин!

— Рад очень! — так начал он, пока мы ошеломленно глядели на него. — Ну кто бы мог подумать, кто бы мог предположить… Вы знакомы? Профессор Черепихин! — Из кресла с легким полупоклоном привстал давешний старик в тюбетейке. — Член-корреспондент Академии наук! — многозначительно уточнил Союшкин. — А это, можно сказать, друзья детства! Однокорытники, вместе учились… Никогда не ожидал, никогда! В отчете фамилии указаны не были… Садитесь, милости прошу!

Мы сели.

— Поздравляю, — обратился я к Союшкину, старательно избегая местоимений. — Уже директор?

Союшкин зарумянился.

— Врио, — поправил он. — Только врио.

— Пока врио, — любезно перегнулся Черепихин.

В то время что они пререкались с изысканной вежливостью, я присматривался к нашему бывшему первому ученику.

Ну что ж! Лицо как лицо! И держался вполне прилично, был прост в обращении, говорил тихим, размеренным голосом. Только руки выдавали его внутреннее беспокойство — были в беспрестанном движении! Союшкин то и дело бесцельно переставлял письменный прибор на столе, хватался за пенсне, вынимал из бокового кармана гребешок, старательно поправлял свою разваливающуюся прическу.

— Вероятно, вы предпочли бы встретиться иначе, — прошепелявил профессор, глядя на нас со стариковским благодушием. — Столько лет не видались и вдруг, даже не обменявшись рукопожатием, кинулись друг на друга, сразу же в драку, в драку!..

Он дробно засмеялся.

— Без драки не проживешь, — неопределенно сказал Андрей.

Нам подали чай.

— Но чего вы добиваетесь? — продолжал профессор, осторожно прихлебывая с ложечки. — Вы провели большую работу, стерли «белое пятно» с географической карты. Это признано всеми, даже за границей… Так почему же ставите под сомнение результаты своих наблюдений? Простите, не понимаю вас.

Андрей только пожал плечами.

— Мне думается, — снисходительно изрек Союшкин, — что мы с вами уже вышли из того возраста, когда верят в неоткрытые острова!

Как будто бы он когда-либо верил в них, этот непонятный, удивительный человек, даже не читавший в детстве Майн Рида!..

Союшкин вежливо наклонил голову, узнав, что Петр Арианович не вернулся из ссылки, потом перешел к теме, которая, видимо, занимала его больше остальных, — к самому себе, к своим успехам на жизненном пути.

Оказывается, он учился в Ленинградском университете, был оставлен при кафедре, а в Москву переехал всего год назад.

— Решили укрепить руководство Института землеведения, — сказал он, тонкой улыбкой давая понять, что сам, по скромности, не разделяет столь высокого мнения начальства о своей особе.

Профессор в это время занимал разговором Андрея. Мой друг отделывался сердитым покашливанием. Взгляды, какие он бросал из своего угла на преуспевающего первого ученика, были так красноречивы, что я придумал какой-то предлог и поспешил увести Андрея из директорских чертогов.

— Самое странное в нем то, что он не изменился, — сказал мой друг, когда мы сели в трамвай. — Все изменилось вокруг, а Союшкин не изменился. Удивительно!

— Может, мы недостаточно знаем его? — осторожно предположил я.

— Нет, не защищай. Зубрила и зубрила! А обратил внимание на его жесты?

— Да. Слишком жестикулировал, по-моему. Как в немом кино.

— Вот именно. Суетится, петушится. Я не доверяю таким людям.

Некоторое время Андрей шагал безмолвно. Потом лицо его просветлело.

— А помнишь, как мы тузили его на больших переменках? — спросил он.

И это отрадное воспоминание детских лет так освежающе подействовало на моего друга, что он опять стал бодр и весел.

10. Зубрила сдирает семь шкур

Мы недооценили нашего бывшего первого ученика. Вернее, недостаточно глубоко вдумались в его положение. А оно было щекотливым. Оно было таково, что Союшкин не мог, даже если бы и хотел, сложить оружие. Во что бы то ни стало должен был драться с нами, обороняться, нападать — и победить!