Архипелаг исчезающих островов. Поиски литературной среды и жизнь в ней

Мне кажется правильнее и просто нужнее, если уж Вы хотите делать журнал, вести его как один из каналов современной общественной жизни и культуры. Книга Мандельштама¹⁹ вот-вот выйдет. Он был незаслуженно репрессирован, и выходом этой книги восстанавливается его доброе имя, но я не думаю, что Вашим сверстникам — ученым и рабочим — окажутся близкими его стихи. Поэтам, конечно, надо знать и Белого, и Мандельштама, — это уж вопрос профессиональной учебы, если хотите. А журнал, задуманный Вами, насколько я понимаю, не для поэтов, а для читателей. Вот мы мечтаем о создании нового журнала — «Поэзия». Я думаю, что сборники «День поэзии» постепенно превратятся в такой журнал. Там будет место всевозможным публикациям. Но и там главное место должно быть уделено сегодняшней жизни поэзии. Честно говоря, мне трудно Вас понять — ищущий, вдохновленный и вдохновенный геолог вдруг заболевает детской болезнью увлечения русским декадансом и модернизмом. Две эти ипостаси несовместимы — одна из них наносная, и я уж точно знаю, что это не Ваш современный облик, а как раз вот эти самые детские болезни. Я не доктор, но мне кажется, что Вы мне верите, так поверьте и выбросьте из головы все эти прожекты.

Ваш Евг. Долматовский²⁰.

P. S. Я не успел отправить письмо, и в воскресенье, 1 апреля, прочитал в газете «Литература и жизнь» очень интересную статью критика Метченко как раз на тему, о которой идет речь у нас с Вами. Прошу Вас раскопать эту газету и посмотреть статью, там много интересного и точно подмеченного. Статья вооружит Вас… против Вас же²¹.

Всего доброго.

(От Ким Цын Сона)

16 апреля 1969.

Дорогой Геннадий Мартович! Сегодня днем (16.IV) от Т. Кузнецова и Маринова слыхал про вчерашнее обсуждение²². Они тоже толком не знают, ведь сами в писательской организации не были. Я со вчерашнего дня лежу в постели. У меня давление повышенное.

Мне кажется, что нападки на Вас — это организованное. Сочувствую, Геннадий Мартович, но нужно терпеть и терпеть. Издательство просто-напросто боится издавать Ваш сборник стихов. Не кажется ли Вам? <…> Геннадий Мартович, я, конечно, представляю Ваше нынешнее состояние. Если Вам сейчас тяжело работать над переводами²³, оставьте их или передайте кому-нибудь по вашему усмотрению. Но если есть желание, продолжайте. Я очень хочу этого. Одним словом, напишите о Вашем решении.

Всегда Ваш — Ким²⁴.

(От Ким Цын Сона)

5 мая 1969.

Дорогой Геннадий Мартович! Наконец, посылаю Вам обещанные подстрочники. У меня на работе неприятности. Меня освободили от должности. Не знаю, какую работу они мне предложат²⁵. Пока с 1 марта в отпуске. Не пишется. Поживем — увидим!

Геннадий Мартович! Моя дочь, которая передает Вам подстрочники, учится в пединституте. Она пишет курсовую работу по геологии Сахалина. Будьте добры, помогите ей литературой, которая есть у вас в личной библиотеке или в библиотеке института СахКНИИ (Сахалинский комплексный научно-исследовательский институт. — Ред.). Передавайте мой теплый привет Вашей супруге.

Всегда Ваш — Ким.

(От Семена Лифшица)

Магадан, 7 июня 1968.

Дорогой Геннадий Мартович! Рецензию написал²⁶. Где-то внутренне я ею недоволен.

Боюсь, что не очень-то убедительно. Но Вы поставили меня в затруднительное положение сроками. Вчера я получил верстку Вашей книжки, а сегодня утром сел за рецензию. Времени на размышления нет.

И все же надеюсь, что она поможет Вам. Не могу понять, какими соображениями руководствуются Ваши издатели, ибо стихи хорошие. Можно придираться — по частностям, но право Ваше на сборник лично у меня не вызывает сомнений.

Завтра улетаю на неделю в Москву, вернусь и через десяток дней — в отпуск. Но писать Вам буду, ибо хочу знать о Ваших делах, да и вообще мне доставляет большое удовольствие переписываться с Вами. Надеюсь, что при следующей нашей встрече нам будет о чем поговорить.

Всех благ — Ваш С.²⁷

(От Николая Максимова)

Южно-Сахалинск, 30 декабря 1968, телеграмма.

Новоалександровск Строительная улица 4а кв. 8 Прашкевичу Геннадию Мартовичу Прошу зайти²⁸ творческую беседу ценю вашу эрудицию талант постараюсь сделать все возможное если вы готовы служить родине дружески николай максимов²⁹.

(От Дмитрия Савицкого)

Москва, 6 марта 1968.

Привет! Старик, после России Блока, после «…все перепуталось и некому сказать: Россия, Лета, Лорелея» (О. М.), после цветаевского «Россия моя, Россия! Зачем так ярко горишь?» — после всех единственных и немногих прекрасных стихов от Пушкина до Смелякова — писать о России? Нет! Можно писать «про» и «в», но тема так нашпигована миллионами «поэтов», что, ей-бог, никогда не возьмусь и не буду.

О. М. писал: «…все произведения мировой литературы я делю на разрешенные и написанные без разрешения. Первое — это мразь, второе — ворованный воздух. Писателям, которые пишут заранее разрешенные вещи, я хочу плевать в лицо, хочу их бить палкой по голове и всех посадить за стол в Доме Герцена, поставив перед каждым стакан полицейского чая и дав каждому в руки анализ мочи Горнфельда».