Архипелаг Исчезающих Островов (Повести о Ветлугине - 1)

По традиции Союшкину доверялось развешивать географические карты на доске. Это была одна из его привилегий. Когда в класс входил Петр Арианович с картами, свернутыми трубкой, первый ученик поднимался навстречу, поспешно одергивая свою куцую гимнастерку. Ему было важно заслужить еще одну похвалу начальства. А Петр Арианович, как ни странно, был начальством в его глазах.

И дома меня неизменно попрекали добродетельным Союшкиным.

- Вот уж за него-то я спокоен, - говорил дядюшка, ударяя на слово "него". - Фим Фимыч рассказывал мне об этом Союшкине. Уверен: и оклад будет приличный иметь, и квартиру казенную. И орден раньше тебя получит. Да, впрочем, где уж тебе орден!

Тетка соболезнующе вздыхала. А дядюшка, постепенно входя во вкус, принимался фантазировать. Получалось складно, но обидно для меня. Вот как описывал он мою встречу с Союшкиным лет этак через пятнадцать-двадцать:

- Союшкин твой на лихаче, развалясь, или даже в собственном экипаже, а ты трюх-трюх по тротуару - денег-то нет даже на конку... Связка книг под мышкой, в кургузом пальтеце, воротничишко поднят. Дождь, слякоть. Остановит Союшкин лихача, окликнет: "Эй, Ладыгин! Хочешь, подвезу?" И благосклонно тебе - два пальца...

- А я не приму его двух пальцев, - угрюмо прерывал я.

- Примешь, примешь! Еще как примешь-то!

Дядюшка злорадно хохотал.

Впрочем, антипатия была взаимной.

Дело в том, что Союшкин был очень самолюбив и обидчив. А получалось так, будто его выбросили из игры. Давно уже прекратилось описанное выше "оттеснение учителя на север". Это было ни к чему. Приглашение к географической карте перестало пугать.

Во время уроков Петр Арианович, конечно, ничем не выказывал своего особого внимания ко мне или к Андрею. Нельзя было, однако, скрыть, что мы вхожи к нему в дом. А Союшкин не был вхож. Но ведь он был первый ученик, и географические карты на доске развешивал именно он, а не кто другой!

Подталкиваемый ревнивой обидой и любопытством, Союшкин стал набиваться к нам в товарищи. Мы с Андреем отклонили его домогательства.

Вот с каких давних пор и от какой, по сути, пустяковой причины началась эта вражда с Союшкиным, которая впоследствии доставила мне и Андрею немало неприятностей, хлопот и даже тяжелых переживаний.

...В апреле, когда зазеленели деревья, мы стали совершать воскресные загородные прогулки.

Еще накануне, в субботу, охватывало меня сладкое предпраздничное волнение. Андрей, сидя рядом за партой, озабоченно хмурился. "Банку для насекомых захватить, - бормотал он, загибая пальцы. - Два сачка. Нож охотничий не забыть..."

Это были не просто прогулки с учителем, нет, это было путешествие в неведомое, в Страну Тайн.

Двигались строго по компасу. Маленький, на вид игрушечный, он всегда был при Петре Ариановиче. Наш учитель носил его на часовой цепочке вместо брелока - терпеть не мог разной модной в те годы металлической фигурной чепухи: якорьков, лир, охотничьих собачек.

Бывало, впрочем, что компас не вынимался. Петр Арианович учил нас ориентироваться по солнцу и по часам, по мху на стволах деревьев, учил находить друг друга в лесу по условным знакам. По дороге развертывал целую цепь замысловатых задач-приключений и сам был увлечен и доволен не меньше нас.

Помню одну из таких воскресных прогулок.

День выдался теплый, солнечный. Широкой поймой Мологи шагали мы все дальше и дальше от Весьегонска. Следом за нами плыли в воде облака. Распрямлялся полегший за зиму камыш. Хлопотливо журчащие струи обегали островки с одиноко торчащими ветлами. Кое-где темнели избы на островах.

С компасом в руке мы определяли части света. На восток от нас, за холмами, покрытыми березняком, располагался город Пошехонье, родной брат Весьегонска. На севере был Череповец, на западе - Вышний Волочек. Все болотистые, низменные места, страна озер, которую населяло когда-то диковинное племя Весь.

Кустарник был очень высок, почти в рост человека. На упругих плетях его уже появились листочки. Мы двигались как бы в сплошном зеленом, нежнейших оттенков тумане.

А наверху, в просветах, синело небо.

Весело было перекликаться друг с другом, перебегать по хлипким жердочкам через ручьи или, остановившись, в молчании наблюдать за хлопотливой беготней всякой водяной мошкары. Немолчно свистели птицы вокруг. Иногда подавали голос лягушки.

Солнце начало сильно припекать, когда Петр Арианович остановился. Я подбежал к нему. Раздвинув руками заросли, он смотрел на группу построек, черневших вдали.

Избы были странные: они стояли посреди болота на сваях!

Часть деревеньки была затоплена. Ребятишки, игравшие на пригорке, с воробьиным гомоном порхнули при виде нас в сторону.

Потом, когда мы устроились на привал, к нам подплыла лодка. В ней стоял во весь рост высокий худой старик с шестом в руках. Он был какой-то весь пегий от заплат.

Еще на середине реки старик начал улыбаться и стащил с головы замасленный картуз.

Это был знакомый Петра Ариановича, дед Лизы.

Взрослые мужчины в Мокром Логе занимались обычным для весьегонских крестьян отхожим промыслом - гоняли плоты - и сейчас отсутствовали в деревне. Один старик сидел дома.